Когда Иресар исчез, а все остальные выбежали из здания, в «Красках Света» появился крупный белый в чёрную тигриную полоску крылатый с насыщенно-синими глазами и жёлтыми кошачьими зрачками. В мускулистых лапах он держал металлическую, немного изогнутую по дуге трость с гравировкой в виде морды матёрого тигра с глазами в виде синих кристалликов. Тварь, разорвавшая ранее Ольгу, была здесь, но её не было видно — существо продолжало беззвучно следить за убегающими, горя желанием их настичь, но что-то удерживало его…
Полосатый встал в защитную стойку. Его дыхание и сердцебиение было ровным и спокойным, как у спящего. Вдруг, будто почуяв приближение монстра, крылатый самец быстро схватил трость двумя лапами, резким отточенным движением вытащив меч из ножен, одновременно нанеся горизонтальный удар в воздух чуть правее себя. Из ниоткуда брызнула чёрная, вязкая как мазут кровь, проявив большой разрез посреди пустоты. Блестящая хромово-зеркальная поверхность лезвия меча испачкалась в этой крови, капли которой плавно стекали к кончику лезвия. Затишье было прервано резким рывком полосатого, который нанёс ещё несколько быстрых как молния ударов, находясь в опасной близости к незримому противнику. Первый из них — по диагонали слева направо, затем полосатый, уклоняясь от невидимых когтей, нанёс колющий удар, вогнав меч по рукоять, а после резко поднял вверх лезвие и прорезал ещё одну глубокую рану, рванулся назад, проскользив спиной вперёд по кафельному полу, оставляя за собой глубокие царапины от когтей, затормозив таким образом. На месте, где он раньше стоял, плитки разлетелись от мощного удара израненного, но всё ещё сопротивляющегося существа, оставив большую выемку в полу. Крупный самец сверкнул жёлтыми зрачками, резко подпрыгнув и махнув крыльями, приземлившись прямо на тварь, оставив глубокие порезы от когтей на задних лапах при приземлении. Он со всей силы воткнул в неё меч там, где должна была быть голова, а затем спрыгнул вниз не вынимая меча так, что во время падения он стал разрезать тварь по вертикали надвое. Приземлившись на лапы, полосатый мгновенно метнулся вбок, одновременно разрубив горизонтальным взмахом меча не успевшее осознать происходящее существо. После атаки самец застыл неподвижно в боевой стойке, ожидающе смотря в сторону противника. Несколько секунд затишья — и в воздухе начали проявляться кровоточащие разрезы, послышался шум падающих кусков плоти поверженного монстра. Полосатый, махнув мечом по воздуху, сбросил чёрную кровь с изогнутого под небольшим углом лезвия, окропив ею пол и вложил меч в ножны. Зачехлённое оружие снова стало похожим на трость. Крылатый убрал оружие в карманное измерение, после чего создал в лапах энергетический шар, осветивший всё помещение синим светом, после чего запустил его в останки твари. Яркая вспышка поглотила в себе помещение, оставив лишь выжженные остатки стен. Полосатый самец вылетел из здания, скрывшись в облаках над городом.
Город казался Нармэле весьма непривычным. Люди зачем-то собрали в плотную кучу сотни многоэтажных домов. Может быть, если дать каждому человеку отдельный — всей земли и даже дна океана бы не хватило на всех. Складывалось такое впечатление.
На девушку уже не обращали лишнего внимания, как в прошлый раз. Догадка оказалась верной — снятая с верёвки полусырая одежда позволяла сливаться с остальными. Нармэла и сама почти поверила, что она человек, а не дочь Второго Солнца. Но полностью прижиться в новой вселенной это не помогло. А в старой… в старой не ждали.
Драконы берут что хотят. Нармэла бы не смогла защитить отца. Не смогла защитить часть себя… Вместе с ним многое пропало из души Нармелы. Но что именно — она уже не могла вспомнить. Кем тогда была она раньше? И, что важнее, кем станет?
Акулине хотелось выть — и она выла, стоя на высоком утёсе, перед безжизненным телом своего возлюбленного. Звёздное небо, слабо видное с нижнего слоя, и Луна — ночное солнце, усиленное в яркости его эманациями — отвечали безмолвно. Но не могли разделить всю пустоту утраты. Жизнь теперь оказалась бессмысленной. Любовь была единственным светлым чувством в этом тёмном царстве, единственной доступной тут доброй эмоцией — но теперь и её отняли, заменив пустотой и тяжёлой горечью.
— Хватит с эмоциями. Трать их на месть, а не на плач.
У Софроны с этим проблем не было — она всегда была холодна и расчётлива. Чувствам в ней не было места — они бы помешали рационально взвесить ситуацию и выбрать из всех вариантов решений самый вредоносный для окружающих.