Теперь для нас с Семеном нашлась утренняя работа: запираем дверь лаборатории и тренируемся в метании ножей в мишень, прикрепленную к двери. И вот однажды, забыв запереть дверь, я командую: «Семен, за работу!» – и кидаю первый нож. В этот момент дверь внезапно открывается, и появляется главный инженер завода. Пущенный мною нож, пролетев в нескольких сантиметрах от его лица, с силой вонзается в противоположную дверь. Комментарии тут излишни: пока главного инженера опрыскивали водой, я уже получал расчет.
В результате я оказался на радиозаводе «Мосэлектрик» монтажником на ручном конвейере по сборке радиоприемников Б. Ч. 3.[49] Тринадцать паек «мягкой» схемы, четыре винта, два шурупа – вот и вся операция – одна и та же и изо дня в день.
Но память человеческая коротка. И вот давно уже забыты и биржа труда, и работа на московских крышах, когда и мечтать не приходилось о такой благодати, как постоянная (не на шесть месяцев!) работа под крышей, в тепле и с приличным заработком. Конвейер есть конвейер, но для молодого человека, не обремененного семьей, и это чудесная штука.
Отдых – только по вечерам, на коротковолновой любительской радиостанции замоскворецкой секции коротких волн «ЕУ-2-КЦЙ». Здесь подобрался дружный коллектив радиолюбителей-коротковолновиков. Несмотря на примитивное оборудование станции, работа велась большая: ежедневно устанавливались двухсторонние радиосвязи со всеми районами СССР и почти со всеми континентами. Многие операторы этой станции стали впоследствии хорошими радиоспециалистами, а четверо (Л. Долгов, Ю. Ситников, О. Туторский и я) работали связистами в Испании.
За активную работу на коллективной радиостанции мы получали разрешение на установку индивидуального коротковолнового передатчика дома. Мне дали позывной «ЕУ-2-ЛУ». Самодельный передатчик, на одной маломощной лампе, собранный на куске фанеры, был прикреплен к стене над постелью, приемнику (тоже самодельному) с трудом нашлось место на подоконнике, а вот сделанному из куска ножовочного полотна телеграфному ключу места не было, и он просто висел на проводах. Жили мы ввосьмером в одной комнате, разделенной на части мебелью и занавесками.
После 11 ночи, когда уснут домашние, я приступал к работе и, увлекшись интересными радиосеансами, часто не замечал и наступления рассвета. Свет зажигать было нельзя, а вести аппаратный журнал необходимо, так что пришлось научиться писать в темноте. Но еще сложней было с настройкой приемника двумя ручками. В те времена приемники были регенеративными: одной ручкой настраиваешься на частоту передачи, а другой подстраиваешься на порог генерации – максимальную чувствительность приемника. Так как волна корреспондента (такого же радиолюбителя, как я), держится нестабильно, то приходится все время подстраиваться двумя ручками, да еще и вести в темноте запись в журнале. Как ни вертись, а двух рук явно не хватает, а тут еще и помехи (и атмосферные, и городские, и «фединги»[50]) – слышимость порой замирала до нуля. Но все это было отличной школой, и недаром считалось: связь всегда будет обеспечена, если работает радиолюбитель-коротковолновик.
С ростом квалификации радиолюбителям открывалась широкая дорога в профессиональные радиооператоры, нужда в которых увеличивалась с каждым днем. Попал и я на радиостанцию Центрального дома Красной Армии им. М. В. Фрунзе в Москве. Коротковолновый радиопередатчик «ЦДКА»: мощность – полтора киловатта (не то, что наши «пшикалки» – десять-пятнадцать ватт), но условия приема жуткие. Трамваи, моторы, а самое главное – рентген. Хотя он был на расстоянии почти полукилометра от радиостанции, но как только включится – снимай наушники и жди, пока его выключат. А работы на станции невпроворот: кроме основной работы по связи с домами Красной Армии, мы выполняли договорные работы по радиосвязи со строительствами Вишерского целлюлозно-бумажного комбината (Вишхимз) и Беломорканала (центральная Медвежья Гора). Обе эти стройки велись главным управлением лагерей ОГПУ (ГУЛАГ).
Руководство этого ведомства быстро оценило оперативность и удобство радиосвязи с лагерями и завалило нас работой по горло. Все важнейшие вопросы снабжения, оперативного руководства, отчетности (причем все открытым текстом или иногда очень наивно зашифрованное), проходили через нашу радиостанцию. Тут еще оказалось, что единственный сапожник, которому наркомвоенмор Ворошилов всегда доверял пошив своих сапог, в чем-то провинился и отбывает срок на Беломорканале. Начались обширные переговоры по радио, в результате была решена проблема заочной пошивки сапог для наркома, в нужном количестве и соответственного качества.