Долгими походами по инстанциям с предъявлением где-то вырытых косвенных бумажных подтверждений дальние родственники восстановили документы на ячейку колумбария можжухинских родителей. Однако эти активные родственники оказались слишком дальними. В разрешении на дополнительное захоронение администрация кладбища им отказала. Тогда в администрацию пошла Тома и прямо спросила: «А на вдову умершего, то есть на меня, разрешение оформите?» «На вас как на вдову оформим, но нужно образовавшиеся долги погасить и вперед годовой взнос внести. И спасибо скажите, что ликвидировать не успели, вот-вот собирались за длительную неуплату», – ответила администрация. И Тома повторила процедуру демонстрации свидетельства о браке с Можжухиным, скрыв от администрации свершившийся развод, как сделала это при получении урны в крематории (правда, там доказательств родства с нее и не спрашивали). Одолжив у нескольких человек денег, она погасила долги и внесла вперед годовой взнос. Урна с прахом после долгих перипетий обрела относительный покой в нише колумбария Донского кладбища. Некоторое время Тома томилась в ожидании разоблачения своего обмана кладбищенской администрацией. Но разоблачения не последовало. И она ежегодно стала оплачивать ячейку с прахом исторического можжухинского рода, уходящего корнями в эпоху Ивана Грозного.
В 2014 году на Виталика открыли уголовное дело за убийство матери Татьяны. В наркотическим угаре он нанес ей в квартире «на Крапиве» девять тяжелых ударов выломанной из кухонного стола ножкой. На первое заседание суда Тома и Лёнчик отправились вместе (подозреваю, свидетелями защиты). Виталик наверняка назвал адвокату их кандидатуры в качестве людей, знающих его с лучшей стороны, в частности, как горнолыжного гуру и крутого бизнесмена в прошлом. На мое негодование: «Как можно ходить защищать эдакую мразь?!» – Тома ответила: «Он же недоношенный родился, я его школьником помню, он у нас дневал и ночевал, такой худой был, есть все время хотел. Мог же случайно убить…»
Нет слов. Но разве могу я осуждать ее? Понятное же дело, что после смерти Можжухина Виталик оставался единственным мостиком к счастливому прошлому. На первом заседании Виталик на глазах Томы, Лёнчика и нескольких своих приятелей успешно разыграл психический припадок, и прямо оттуда был увезен в СИЗО Бутырки дожидаться судебно-психиатрического освидетельствования в Институте Сербского. Целью Виталика было попасть в отделение пятого этажа Бутырки, где содержатся наркоманы, либо в психлечебницу особого типа – там, по мнению знатоков, кормят лучше, чем на обычной зоне. Тома до вынесения приговора таскала ему в СИЗО передачки с провизией, выпотрошенным из сигарет табаком и шерстяными носками. Зная мою активную неприязнь к этому выродку, обходилась без подробностей посещений СИЗО. Институт Сербского вынес заключение о «невменяемости в период наркотического голодания». Вот уж удивительно. Разве можно установить наличие и степень наркотического голодания задним числом, постфактум? Виталику удалось оболванить и Институт Сербского. В целом он добился желаемого. После оглашения судебного решения дока-адвокат не сдержался, подошел к Томе с Лёнчиком и сказал, что за многолетнюю адвокатскую практику не встречал столь хитрой, отпетой сволочи, как Виталик.
Пока Виталик находился в СИЗО, я неоднократно вспоминала мать Татьяну и думала, как ужасающе легко можно убить человека. А ведь всего за полтора часа тогдашнего интервью мне открылся огромный бездонный мир преимущественно светлых тонов человеческой жизни.
Виталик отбыл четыре года в тюремной психиатрической больнице № 5 села Троицкое Чеховского района и преспокойно вернулся на место кровавого преступления в так и не расселенный до конца дом в Крапивенском переулке. Первой, кому он позвонил, конечно, была Тома. Не знаю, какие метаморфозы произошли с ней за время его принудительного лечения, но она ответила, что никогда не простит ему убийство матери и больше знать его не хочет.