– Игнат Гаврилович! – снова воскликнул я.
А вот теперь я точно знал, что он меня слышит. Чекист не просто прибавил ходу, он вдруг сорвался и побежал к железнодорожной насыпи, в мгновение ока оказался на путях и замер.
В это время со стороны города проходил товарный состав. Он неумолимо надвигался на одинокую и такую беспомощную в сравнении с этой железной махиной человеческую фигуру.
Машинист заметил стоявшего на путях Евстафьева, паровоз бешено загудел, однако мужчина не сходил с места.
Я уже понял, что сейчас произойдёт, ускорил бег, но было поздно…
Заскрипели тормоза, закачались вагоны, какая-то женщина истошно закричала.
Всё было впустую. Паровоз смёл с дороги Евстафьева, как букашку.
Когда я смог подобраться к его телу, оно уже не было похоже на человека, скорее на окровавленный кусок мяса, в котором всё, что только можно, оказалось раздроблено или перемолото.
Смотреть на это месиво случайному свидетелю было просто невозможно. Да что там… не каждый медик способен выдержать это зрелище. Неудивительно, что зеваки старались держаться подальше.
Я устало опустился на рельсы.
Максимыч оказался прав, как всегда. Это дело с самого начала стало для меня нехорошим. Смерть женщины, самоубийство её мужа, странный телефонный звонок… Всё это было связано в очень тугую петлю, развязать которую будет очень непросто.
Сейчас я, как никто другой, завидовал нашим парням, уезжавшим сегодня на далёкий, но такой манящий Кавказ.
Глава 19
У чекиста была очень подходящая, пусть и несколько старорежимная фамилия – Майоров. Мы сидели в его кабинете, куда меня дёрнули сразу же после того, как над трупом поработала следственная бригада, и тот окровавленный фарш, что остался от Евстафьева, доставили в морг.
Ко мне подошёл человек в кожанке, показал удостоверение сотрудника ГПУ и предложил проехать с ним. Я не стал спорить.
На служебном автомобиле мы проехали на Лубянку, где я предстал под суровые очи товарища Майорова.
– Я – непосредственный начальник погибшего Евстафьева, – сообщил он. – Будем знакомиться, коллега!
У него был цепкий рентгеновский взгляд и пудовые кулаки с разбитыми костяшками.
– Будем, – легко согласился я. – Быстров, уголовный розыск – занимаюсь расследованием убийства гражданки Евстафьевой, супруги вашего сотрудника… Теперь уже бывшего. И, возможно, буду искать убийцу Игната Гавриловича, – добавил я, наблюдая за реакцией собеседника.
У чекиста было каменное лицо игрока в покер, но даже его проняла сказанная мной фраза.
– Чушь! – фыркнул Майоров. – Евстафьев покончил жизнь самоубийством на глазах у сотен свидетелей. Да вы сами видели, как он погиб, бросившись под поезд!
– Видел, – не стал спорить я. – Всё это произошло у меня на глазах.
Говорить о голосе в трубке я пока счёл преждевременным. С людьми, которых видишь впервые в жизни, не стоит быть откровенным, даже если это ответственные сотрудники из органов безопасности.
– Тогда я вас совершенно не понимаю! – пожал плечами Майоров – У меня есть основания полагать, что Евстафьева довели до самоубийства.
Майоров посмотрел на меня, как на полного придурка. Хорошо, хоть вслух высказывать это не стал.
– На чём они строятся?
– Могу я узнать, чем занимался покойный? – вместо ответа спросил я.
– Евстафьев работал на должности начальника технического отделения.
– Это мне известно из материалов дела, но могу ли я узнать подробности его работы? Например, над чем он работал в последнее время, кого разрабатывал или арестовывал.
– Зачем вам нужно знать о его службе? – по понятным причинам напрягся Майоров.
– Затем, что смерть товарища Евстафьева и его супруги могут быть связаны с профессиональной деятельностью покойного. Например, месть со стороны врагов… Каких-нибудь контрреволюционеров или агентов иностранной разведки. Да вы лучше меня знаете, кто мог иметь на него зуб!
– Чушь! – снова фыркнул собеседник. – Я же сказал, что Евстафьев – начальник технического отделения. Собственно, этим всё сказано. Оперативной работой он не занимался, привлечь к ответственности – посадить или арестовать физически не мог, поскольку это не входило в его обязанности. Не там роете, товарищ Быстров.
Он многозначительно посмотрел на меня.
– Тогда, может, поделитесь соображениями и подскажете, в какую сторону надо рыть? – полюбопытствовал я.
– Хорошо, – вздохнул он. – Конечно, выносить сор из избы в ведомстве вроде нашего не принято, но… В общем, у нас есть веские основания полагать, что Игнат убил свою жену, а потом, не выдержав угрызений совести, свёл счёты с жизнью.