– Наум Израилевич? – удивился я. – Вас вроде в больницу отвезли… Неужели поправились?
– Пришлось, – признался он. – Деловому человеку нельзя болеть. Особенно если он хочет остаться на свободе.
В руках у него был парусиновый портфель из тех, с какими сейчас ходила половина Москвы.
– Садитесь, Наум Израилевич, – предложил я.
– Благодарю вас.
Гельман сел напротив меня. Его пальцы нервно барабанили по портфелю, а глаза избегали смотреть в мою сторону. Так ведёт себя нашкодивший человек.
– С чем пожаловали? – продолжил я, внимательно рассматривая нежданного визитёра.
– С деловым разговором, товарищ Быстров.
– Вот как? – хмыкнул я. – И на какую тему вы желаете со мной поговорить?
Наум Израилевич воровато оглянулся и, убедившись, что я один в кабинете, положил портфель на столешницу передо мной.
Я продолжал наблюдать за его действиями.
– Я навёл о вас справки, товарищ Быстров. Москва – город большой, но слухи о людях вашего полёта расходятся стремительно. Говорят, вы очень хорошо себя проявили в Рудановске, о вас даже писала центральная пресса. Я, к сожалению, пропустил статью в «Правде», но даже если половина из того, что в ней сказано, правда, вы – достойный человек.
– Допустим, – не вдаваясь в детали, сказал я.
– Я понял, что вы всё доводите до конца. И если уж мне довелось, к несчастью, оказаться у вас на заметке, добром для меня это не кончится. Вы обязательно посадите меня, а я этого, признаюсь вам как на духу, не хочу…
– Вполне понятное человеческое желание, – согласился я, разглядывая собеседника. – Тюрьма есть тюрьма, ничего хорошего в ней нет. Но, как говорили древние римляне: закон суров, но это закон.
– Да, да… – часто закивал Гельман. – Законы соблюдать нужно. Это долг каждого гражданина.
– Рад видеть, что вы это понимаете, – улыбнулся я.
– Но что скажет закон, если я… как бы это сказать… стану на его сторону, что ли? – туманно произнёс Наум Израилевич.
– Зависит от того, что вы понимаете под этим. – С моих губ по-прежнему не сходила улыбка, однако я напряжённо следил за поведением Гельмана, и оно не нравилось мне всё сильнее.
– Дело в том, что по роду моих занятий я был вынужден вращаться в самых разных кругах, и далеко не все из них законопослушны. Скажу больше: я сталкивался с такими людьми, по которым давно плачет верёвка. До сих пор поражаюсь, почему милиция не смогла найти их и не призвала к ответу?! – риторически провозгласил он, возводя глаза к потолку.
– Другими словами, вы хотите сдать мне некоторых преступников, чтобы самому избежать уголовной ответственности? – помог ему сформулировать я.
– Вы так это сказали – лучше не придумаешь! – восхитился Наум Израилевич и впервые посмотрел на меня с неким сожалением.
– Что ж, – протянул я. – Да, к вам у закона немало вопросов – тут вы правы, но… Если ваша информация будет достаточно ценной, думаю, шансы остаться на свободе у вас высоки.
– Отлично! – вроде бы обрадованно произнёс он, но уж больно натянутой казалась эта его радость. – Тогда мне есть чего вам предложить.
Наум Израилевич подвинул свой портфель в мою сторону.
– Что здесь? – напряжённо спросил я, стараясь не прикасаться к портфелю.
Я достаточно долго прослужил, чтобы догадаться, что за комедию передо мной ломают. Это здесь она ещё в диковинку, и потому инициатор думает, что его затея выгорит, но мы-то давно плавали и слишком многое знаем, чтобы купиться на эту примитивную провокацию.
– Домашняя работа, – притворно улыбнулся Наум Израилевич. – Я специально подготовился и написал заранее всё, что мне известно. В этом портфеле находятся мои письменные показания. Поверьте, там – масса ценной информации. К тому же её там столько, что вам понадобится немало времени, чтобы изучить все бумаги.
Портфель действительно выглядел очень пухлым.
– Вы извините, мне сейчас пора – надо возвращаться в больницу на процедуры. Доктор будет ругаться, если я опоздаю, – вдруг затараторил Наум Израилевич. – Вы, пожалуйста, изучите материалы, а я постараюсь вырваться к вам завтра, чтобы дать ответы на все вопросы, которые у вас возникнут.
Не дожидаясь моего ответа, он поднялся из-за стола.
– А ну, сидеть! – не повышая голоса, приказал я.
– Что? – недоумённо захлопал глазами он.
– Сидеть! – приказал я и потянулся к трубке. – Дежурный, это Быстров… Да, всё верно. Немедленно наряд в мой кабинет и понятых. Попытка подкупа должностного лица… Какого? Моего! Всё, жду!
Лицо Гельмана приобрело густой свекольный оттенок.