– Поздно, я уже план мести придумал, золотая моя. Не отвертишься, – с философской холодностью ответил он.
Душа за них радовалась каждый день, каждую минуту, и все равно нарадоваться не могла.
– Кстати, пап, – окликнула Настя, пока он укладывал ее чемодан в багажник и давал указания Тимошке. – У нас будет девочка. Сразу мы не хотели знать пол ребенка, но уже пять месяцев… Не вытерпели, спросили.
И такая волна счастья захлестнула, что не продохнуть.
«Представляешь, Эмили, я буду дедом маленькой занозы», – отправил он мысленное послание, надеясь, что скоро сможет сказать об этом лично.
Глава 8. Лестница в облака
– Снято! И еще раз! Последний дубль, дамы и господа, соберитесь! Думайте о корпоративе, который начнется сразу после того, как мы закончим. Там будет настоящая еда и бесплатная выпивка. Но не слишком-то усердствуйте, мне еще на новый фильм бюджет у продюсеров клянчить! – провозгласил один из самых известных режиссеров Голливуда, и Эмили повалилась на землю.
– Воды-ы! – прокряхтела она, и Чарли принес ей бутылку минералки. – Он сорок дублей последней сцены уже снял. Сорок!
– Не падай, звезда, рано, я еще желание не загадал, – подбодрил Чарли, и Эмили засмеялась.
– Главное, что меня не стошнило.
– Это да, – ужаснулся ассистент. Он подал ей белое махровое полотенце, чтобы утерлась, а потом набежали гримеры, и Эмили почувствовала себя боксером, который выходит после гонга на последний бой. Осталось, чтобы кто-нибудь толкнул ее в спину, и получится прямо Рокки Бальбоа.
Вечером ее ждал билет до Москвы. Чарли за последние пару дней три раза уже менял. То в Лос-Анжелес, то в Москву. В итоге сошлись на том, что Эмили перестанет истерить и скажет отцу ребенка, что он мужчина-огонь. А если царь не пожелает усложнять себе жизнь, то она смирится и примет отказ с благодарностью. Как и положено взрослой, самостоятельной женщине.
– Почему не снимаем?! – раздался ор со стороны площадки.
– Эмили еще не готова! – сообщил Чарли и пробормотал: – Давай же, Эм, последний рывок!
Но у нее не получалось. У Эмили Райт, обласканной критиками актрисы, не выходил последний дубль, и она задержала съемки уже на два часа. Такими темпами сегодня не успеют до заката доснять проклятые кадры, и придется оплачивать новый съемочный день на завтра, первого января.
Кино снимали о меняющейся роли женщины в обществе. По сценарию, героиня Эмили – это женский вариант Робинзона Крузо. Ей, 18-летней, предстоит выжить на острове в одиночестве, а потом в обществе – среди людей. Философская сказка, переосмысление этапов эволюции и истории человечества.
И обалденные пейзажи полуострова Коромандел.
И почти двести человек съемочной команды, которые каждый день должны между собой приходить к консенсусу или хотя бы компромиссу.
Хорошо, в Австралии только пару дней снимали материал. Опасность найти в ботинке ядовитого паука не особенно прельщала. Помощник главного оператора нарвался на змею в унитазе, и с тех пор стал очень молчаливым. Здесь же, в Новой Зеландии, было более безопасно, и климат мягче.
– Немного круги под глазами подрисую, – пробормотал гример, Зак, орудуя пушистой кистью.
Через двадцать лет жизни на острове, когда героине было тридцать восемь, ее обнаружили и вернули в социум, но она уже не смогла быть счастливой в рамках общественной системы.
Героиня Эмили так никогда и не вышла замуж. Симбиоз с мужчиной для выживания или выполнения социальных норм для нее был не приемлем, а кого-то, кто тронул бы душу, она так и не встретила. А может, и не искала, занятая бурной научной деятельностью. Ей нравилась свобода.
Сейчас, перед смертью, которую скоро принесет с собой рак легких, героиня решила навестить свой остров, который называла «Ману» – «птица» на языке маори…
Эмили слегка ссутулилась, но сделала это горделиво, как и положено семидесятилетней женщине. Но войти в образ не получалось.
– Не могу, – всхлипнула Эмили. – Я недостаточно эволюционировала, чтобы играть эту роль.
Гример наградил ее тяжелым взглядом и процедил:
– Эм, последний дубль. Ты уж постарайся, будь паинькой. Не подводи нас всех, милая. Последний, мать его, дубль.
– Ты не понимаешь, Зак! Моя героиня не искала любовь мужчины и была по-настоящему счастлива. Остров, символ ее силы, был ее единственной любовью, она посвятила этой теме всю жизнь после возвращения к людям. Я тоже никого не искала, но нас с Ником судьба свела, и теперь мне нужен очень конкретный человек, а не остров! У нас с Ником не симбиоз! Это то, духовное, которое я искала всю жизнь, понимаешь?!?! Зак?!
– Эмили, твой выход! – раздался оклик помощника режиссера.
– Детка, я все понимаю, – протяжно сказал Зак. – Я тоже без мужчины не могу. Но последний дубль. Последний! – он мазнул по носу розовым каплеобразным спонжем, подправляя контур, и подбадривающе посмотрел, мол, вали уже на площадку.
Кадры снимали в естественном освещении, но пара осветителей все равно суетились рядом, поскольку близился закат; две камеры скользили по рельсам, ловя лучшие ракурсы; злые и уставшие люди ждали последнего дубля.
Все, что требовалось от Эмили – это посмотреть на свой остров по имени Ману, как на единственную любовь, а потом закрыть глаза и улыбнуться. Но не получалось. Уже сорок дублей, а все не то. И вот последняя попытка. Финальным моментом весь фильм можно испортить, потому что у зрителей не будет катарсиса и полного понимания скрытых смыслов.
– Камера, мотор!
Эмили смотрела на залив, стоя у пещеры, которая была ее домом когда-то, и ее седые волосы развевались на ласково-трепетном ветру, который услужливо сотворил вентилятор. Но любви к острову Эмили никак не могла прочувствовать, и на глаза навернулись слезы. Беременность плохо сказывалась на ее настроении, и даже образ Ника в памяти не помогал изобразить любовь к другому «объекту». Было ужасно стыдно подводить режиссера и команду.
– Смотрите! Что это за идиоты в небе?
Все разом обернулись и посмотрели туда, куда указал оператор.
Съемочная группа загудела, некоторые стали свистеть и размахивать руками: в небе над заливом, заслоняя предзакатное солнце, летели два воздушных шара, приближаясь к бухте. Один был сине-вишневый, полосатый, а второй золотисто-голубой.
И чем ближе они приближались, тем сильнее волновалась Эмили непонятно почему. У нее вытянулось лицо, и она не могла шевельнуться.
Оператор продолжал снимать.
А потом, когда воздушные гости приблизились достаточно, чтобы можно было рассмотреть детали, между шарами, как знамя, свесился огромный транспарант: «Выходи за меня замуж, Эмили».
Она рухнула на колени, разом ослабев, и зарыдала от счастья, сгребая сырой песок пальцами. Поднялась и, падая, побежала в воду, но режиссер заорал, чтобы она вернулась на отметку. Она вернулась и впилась в небо взглядом, полным обожания и того самого катарсиса, которого ей так не хватало. Слезы высохли, оставив явно жуткие разводы, покрытые солью и песком, но ей было все равно. Она посмотрела на залив и сказала:
– Боже, как мне хорошо.
– Снято! – гаркнул режиссер, и все зааплодировали. – Это было… нечто. Поистине, помощь небес.
Эмили волновалась так, что ее трясло. Ей казалось, что она попала в свой собственный сон и застряла там в виде семидесятилетней женщины.
– О нет! Я же в гриме!
Но времени вернуть себе обычный облик не осталось. Два воздушных шара приземлились на берег, и Эмили увидела Ника. Взгляд прикипел к нему, и она, дрожа от эмоций, ждала, пока он подойдет.
Чудак. Юл Бриннер в новой ипостаси. Сумасшедший…
Ник был в белой расстегнутой рубашке и черных бриджах, как истинный пират. Его светлые волосы трепал легкий ветер, настоящий, а не искусственный, и это был прекрасный дубль, самый удачный, самый счастливый. Ник улыбался так широко и заразительно, что Эмили засмеялась, прикрыв ладонью рот.