Впрочем, повторюсь, это все мои домыслы, а точно я не знаю.
Пока же я сказал Саше:
- Саня, ты что, с ума сошел? Это же шутка!
Но он все равно, уже гордо подняв голову, уходил, а за ним испуганно поднялась их дочка, и перед ней мне действительно стало неудобно: хоть и шутка, а это все же мамины мужья.
Но кто обрадовался возникшей неловкости, это Андрей. Он вскочил с колен финансового директора и, подбежав ко мне, сказал, что мне “спасибо” и что он тоже - не ожидал от меня такого - и радостно помчался за Сашей-2.
Какого, блин? Я было хотел за ними пойти и, может, как-то даже извиниться перед Сашей, - все-таки давно знакомы, - хотя и не очень понятно, за что, но Аня меня остановила и сказала, чтоб я не обращал на них внимания и что они оба совершенно пьяные, и ее неожиданно поддержала вторая жена Андрея, и моя жена тоже пожала плечами, и я остался. Может, зря, все-таки давно знакомы, повторяю.
А Аня, дочка и вторая жена Андрея медленно собрались, и пошли вслед за своими обиженными и нервными мужчинами. А я вдруг совершенно отчетливо подумал, что совсем-совсем не хочу возвращаться в Москву, где такие истории за столом происходят совершенно запросто и довольно часто (и за этими историями встает весь, что называется, контекст), и от этой мысли мне стало неуютно и грустно.
Разные реальности
Вечером следующего дня мы с женой, как обычно, пошли пройтись по набережной. Ветра уже не было, но похолодало, высыпали звезды, и море было тихим, с небольшим волнением. Людей на набережной почти не было и мы, немного постояв напротив маяка, в той части, где швартуются спортивные яхты, медленно пошли в сторону Ореанды, и в единственном работающем в этот поздний час кафе у самого берега увидели наших московских друзей. Они тоже нас увидели, и я подумал, что смешно, встретившись за полторы тысячи километров от Москвы, как дети дуться друг на друга, тем более из-за какой-то пьяной ерунды, и помахал им. Они ответили, но крикнули при этом что-то типа “вот идут местные жители!”, и жена спросила меня, а точно ли мы должны к ним подходить? Я сказал, что если мы не подойдем, это будет глупо и невежливо и очень по-московски, в современном понимании этого слова это будет значить, что мы тоже злимся, а этого же нет?
Мы подошли и сели, и я сразу почувствовал, что жена была права. Саша хоть и улыбался, но смотрел нехорошо, и хотя я сказал ему, чтобы он этого не делал, и даже извинился за вчерашнюю шутку и сказал, что мы ведь все очень давно знакомы, он это помнит? - он все равно сердился, и Аня была тоже напряжена, хотя и посадила нас рядом с собой. И хотя она и налила нам вина, никто даже не пошевелился поставить рядом с рюмками какую-то тарелку, хотя стол был еще полон, и я почувствовал, что начинаю медленно раздражаться.
Даже не от того, что кто-то косо на меня смотрел, просто повторюсь, это все было очень смешно - не видеться столько лет, встретиться на этой набережной, где плещется южное море, и сидеть, дуясь друг на друга из-за какой-то фигни! Сердишься, скажи “сам банален!” и поехали дальше. При этом я, конечно, понимал, что случайно наступил на какую-то больную мозоль и что, наверное, у них что-то не так в отношениях (помните, как она сказала “найди мне других”?), - но, согласитесь, этот Саша-2, он же совсем не дурак и очень милый человек, он же должен понимать, что я-то тут ну совсем-совсем не причем?
Мы с женой подняли рюмки за его happy birthday, а потом они стали собираться в свой дом отдыха, продолжать праздновать, ну, а мы с женой откланялись, тем более что нас с собой никто особенно не звал. И несмотря на то, что я, естественно, не пошел бы с ними: зачем? пить дальше, участвовать в этих идиотских ссорах? - я почувствовал, что опять злюсь. С Аней и с еще одной девочкой, которую я тоже давно знаю, мы, впрочем, попрощались довольно тепло, и эта девочка мне даже сказала тихо, чтобы я не обижался, потому что этот Саша, он сейчас ревнует Аню к каждому столбу и вообще неадекватен немного.
Впрочем, отойдя от них метров на двести, мы оглянулись, и, глядя, как они идут всей гурьбой по набережной в свете фонарей, на затихшие портовые краны и вытащенные на мол на зиму прогулочные катера, я вдруг расслабился и улыбнулся и сказал жене, что, мол, это все ерунда, и было смешно встретить здесь москвичей, - я сказал “москвичей” и обратил внимание, что сказал это так, будто сам не москвич, и при этом у меня почему-то крутилась в голове старая песня, которую сейчас с большим юмором иногда исполняют по ТВ Кикабидзе и Вайкуле. Знаете, эта:
И мы с женой медленно пошли по набережной, разговаривая об этой забавной любовной троице и всяких других пустяках, а у нового памятника “Даме с собачкой” (говорят, его сделал тот самый скульптор, автор столь же нелепого памятника в Камергерском переулке, в Москве) стоял пожилой дядька с подзорной трубой и всем желающим предлагал полюбоваться на звезды и планеты за сумму, примерно равную десяти рублям. Особенно он нажимал на Сатурн, говоря в виде рекламного слогана, что обычным взглядом его кольца не разглядишь, а через трубу - пожалуйста.
Этот дядька часто там стоит. Как правило, возле его трубы толпится народ, - в основном это гогочущие подростки и отдыхающие из ближайших санаториев, украинские тетеньки и дяденьки бальзаковского возраста, и молодежь хватает даму с собачкой за такие места, что становится неудобно. Но в тот день, наверное, из-за холода, никого не было, и жена предложила: а, что, давай посмотрим? Я согласился нехотя: что ты там разглядишь, с таким крошечным увеличением, это же не телескоп, - но жена теребила: давай-давай, - и уже прильнула к окуляру. Причем я ворчал, чтобы она не прислонялась глазом, мало ли кто там смотрел до нее, осторожнее, а дяденька-хозяин трубы что-то прилаживал и настраивал, потому что “все же вертится и движется, - сказал он, - ничто во Вселенной не стоит на месте”, и я даже не понял сначала, о чем он, что вертится и движется? И решил, что это он о своем “телескопе”, а жена сначала говорила, что ничего не видит, одна чернота, а потом сказала: ой! Вот! И некоторое время смотрела, не отрываясь, а потом сказала мне: посмотри, - и отодвинулась.
- Что, правда, что-то видно? - спросил я недоверчиво.
Но тут дед потребовал предоплату, труба работает по принципу один человек - один билет, - сказал он, - если ваш муж или кто он вам, хочет посмотреть, надо еще раз заплатить, без этого выхода в космос не получится.
И я непонятно почему сказал: да ладно, не надо, пойдем, - но жена к счастью настояла, и дед снова стал что-то настраивать в своей трубе, снова приговаривая свое “все же движется, как мы знаем, все ни секунды не стоит на месте”, а я спросил его, с обсерватории ли он, с той, что видна на горе по дороге из Зурбагана на юг, к Форосу, но он сказал, что нет, он любитель и всю жизнь смотрит на звезды только со своего балкона, или в отпуске - с гор, или вот, подрабатывая, - с набережной.
- А что именно движется? - спросил я. - Это вы в переносном смысле, так сказать, общественное развитие, выборы?… (В тот год в той стране должны были пройти какие-то очередные выборы, и я подумал, что дед говорит об этом).