Павлов стал помогать в спасении заложников, как простой санитар из бригады скорой помощи.
- Со мной был наш врач-травматолог, - рассказывает Юрий Павлов. - Через наши руки прошло пятьдесят - семьдесят человек. Даже у специалистов были проблемы с определением, живы ли люди. Дышали с огромным трудом, дыхание было почти незаметное. Люди были в оцепенении и в спячке. А ситуацию вокруг спокойной не назовешь. Сразу свалилась масса народу. Буквально поток. Мы проверяли пульс на шейной артерии. Не было времени на кардиограммы. Если бы мы тщательно занялись одним, не смогли бы помочь десяти другим.
Это очень существенно. Из этих слов Павлова и рассказа Степченкова однозначно следует, что врачей катастрофически не хватало, и они не могли в такие сжатые сроки помочь каждому. Если бы помощь быстро была оказана всем заложникам, число жертв было бы намного меньше. Впоследствии власти утверждали, что под театром в полной готовности ожидали сорок карет скорой помощи. Надо было только организовать их работу. На Дубровке царил кошмарный балаган, а машины и кареты скорой помощи увязли в пробках.
- Движение было страшно затруднено, - вспоминает Павлов. - Было очень много машин разных служб. Они друг другу загораживали дорогу.
У театра не хватало не только врачей, но и координаторов действий медицинских бригад, которые должны были координировать движение машин скорой помощи и определять, в какую больницу направлять пострадавших от газовой атаки.
- У нас не было информации о заполняемости больниц, не было связи с больницами, - вспоминает Павлов. - Из-под театра отъезжали две-три машины в минуту. У меня было только довольно общее представление о количестве вывезенных пострадавших и наличии мест в больницах. И только на этом основании я решал, куда отправлять людей. Около ста человек были направлены в госпиталь ветеранов войны. Кроме того, в другие больницы примерно двести человек были вывезены каретами скорой помощи и около четырехсот автобусами. В автобусы мы в основном сажали тех, кто мог двигаться. В автобусах же увозили и трупы.
- Почему многие заложники были до пояса обнажены?
- Думаю, их обыскивали. Проверяли, нет ли на них поясов с взрывчаткой. Перед входом, на площадке для селекции, жертвам не делали уколов с антидотом. Там только производили отбор и грузили в машины скорой помощи или в автобусы. Врачи работали тяжело, самоотверженно. Что можно было сделать, то сделали.
- Инструктировали ли врачи штурмовиков, как правильно выносить людей?
- Нет. Спецназ работал по собственным схемам. Получили приказ всех выносить, и выносили, кто как мог. Я им говорил какие-то элементарные вещи, например, чтобы несли осторожнее. Атмосфера была такая, что они ни на что не реагировали, как будто не слышали.
- А вы сами знали, что людей, отравленных газом, можно выносить только на плече, иначе пострадавший может умереть.
- Конечно.
- Возможны ли какие-то последствия в случае передозировки антидота?
- Практически никаких, разве что иногда слабое головокружение. Антидот закрывает наркотику дорогу к рецепторам и выводит его из организма.
- Когда, по-вашему, умерло больше людей - сразу после штурма или во время транспортировки?
- Возможно, одинаково.
Задержимся на минутку на одном из наиболее противоречивых моментов, касающихся спасательной акции: давали ли антидот лежащим без сознания на земле перед театром заложникам? В приведенном выше интервью Павлов отвечает, что не давали. Степченков говорит, что делал уколы, но часть заложников увезли без укола. Власти утверждают обратное: сделано все, чтобы спасти заложников. Как заверял министр здравоохранения Юрий Шевченко, было подготовлено и использовано более тысячи доз противоядия. Многие участники операции заявляют, что противоядия были и их использовали. Наверное. Правды мы никогда не узнаем. Думаю, что вполне правдоподобно такое предположение - ампулы с антидотом появились только через пятнадцать - двадцать минут после того, как стали выносить заложников из театра, а поскольку они были упакованы в одну большую коробку, доступна она была только в одном месте. Часть работающих возле театра врачей знала о них, а другая - понятия не имела.
Страшно то, что перед штурмом власти окутали строжайшей тайной не только сам факт использования газа. Это можно было бы понять. Но они, со свойственной российским спецслужбам подозрительностью, заблокировали всю информацию, касающуюся противоядия. Возможно, они были правы - руководители контртеррористической операции опасались, что загадку можно будет легко разгадать, если они сообщат больницам, какое противоядие следует подготовить, специалисты без труда догадаются, что «Альфа» будет использовать усыпляющий газ. Операцию завалили организаторы спасательной акции, слишком поздно доставив антидот к театру, когда часть заложников уже была вывезена в больницы; а там врачи вообще не имели понятия, что следует давать пациентам.
Между тем это противоядие есть в каждой больнице и в каждой машине скорой помощи, его используют для спасения наркоманов с передозировкой наркотиков из группы опиатов. Называется оно налоксон. В российских аптеках чаще всего можно встретить препарат, изготовленный варшавской фирмой «Польфа». Стандартная упаковка с надписью налоксон гидрохлорид содержит десять ампул по 1мл, в каждой ампуле - 0,4мг препарата. Показания: в случае передозировки опиатов (таких, как опиум и отвар маковой соломки) взрослому следует давать от 0,4 до 2мг налоксона. Упаковка (десять ампул) налоксона стоит в России 130-150рублей.
Многое указывает на то, что организаторы подвезли к театру одну картонную коробку со ста упаковками, то есть тысячу ампул препарата.
Но вернемся к операции перед театром.
Интернет-издание gazeta.ru беседовала также с коллегой Юрия Павлова, директором территориального Центра медицины катастроф Московской области, Людмилой Пахоменко.
- У театра находилось более трехсот машин скорой помощи, но они в большинстве стояли в бездействии, - утверждает Пахоменко. - Ближе их не подпускали, потому что опасались взрыва. Получилось, что мы были там не особенно нужны.
- А если бы в каждую машину перенесли по два-три человека и провели простейшие процедуры, такие, как интубация, то есть введение специальной трубки в трахею, большинство тех, кто умер, могло бы выжить?
- Думаю, что да, - говорит Пахоменко. - Принципиальный вопрос - почему этого не было сделано.
Заострим на этом внимание, потому что это столь же существенная проблема, как вопрос антидота. Составляющие использованного газа вызывают сильное нарушение дыхания. Если бы потерявшим сознание людям помощь была оказана достаточно быстро и врачи применили интубацию (в каждой машине скорой помощи есть простой аппарат, служащий для поддержки дыхания), жертв было бы гораздо меньше.
Такого же мнения придерживается Дмитрий, врач скорой помощи, слова которого цитирует «Комсомольская правда»:
- Конечно, жертв было бы меньше, - говорит Дмитрий. - Надо было обеспечить больше машин скорой помощи, а не бульдозеров и БТРов. Мы не были готовы принимать живых.
На улицах, прилегающих к Дому культуры, стояли не только машины разных служб, а еще и бронемашины, и строительная техника, в основном краны, которые должны были использовать для разбора завалов, если бы в театре произошел взрыв. Позже они мешали спасательной операции. Дмитрий перед началом штурма находился в колонне из десяти карет скорой помощи на Волгоградском проспекте. Руководство предполагало, что им придется выносить трупы, но на Дмитрия это не произвело большого впечатления, успел уже привыкнуть. Когда наконец поступил вызов, они двинулись в сторону театра, но тут же застряли перед милицейским кордоном - офицер милиции еще не получил приказ пропускать скорую.
- Минут десять мы ждали приказа, - рассказывает Дмитрий. - А потом застряли в пробке, потому что не успели отвести от театра краны и бульдозеры. Когда мы подъехали, перед входом лежали заложники. Рядом стояла коробка со шприцами и ампулами налоксона. Какой-то мужчина кричал: «Кто умеет, делайте уколы!» Мы стали вскрывать упаковки и наполнять шприцы. Уколы делали все, кто мог и не мог: штурмовики, спасатели, даже милиционеры из оцепления. Никто не отмечал (на теле пострадавшего), что укол уже сделан. Некоторые второпях делали по два-три укола. Бардак был страшный.