Потом Ирина говорила, что падала так долго! Кажется, одно мгновение, а она все падала и падала - вся жизнь перед глазами пролетела. И под конец вдруг поняла, что она не должна этого делать - ведь у нее старые родители, как они смогут жить после ее смерти?! Но остановить уже ничего было нельзя. Исчезла под водой, в которой плавали уже куски льда, но даже не потеряла сознания и быстро вынырнула, хоть плавать не умеет. Опять попыталась погрузиться в воду, но безуспешно. «Я пробую, а утонуть не могу», - говорила она потом. И поняла, что она должна жить, чтобы узнать правду о смерти Ярослава. Ведь если бы все родственники Ярослава погибли, нашему правительству это было бы только на руку. Мы должны жить, чтобы рассказать правду.
Спас Ирину один из прохожих, парень, который, пройдя мимо стоявшей на мосту женщины, понял, что с ней что-то не так, и не ушел. Наблюдал за ней издалека. Вместе с ним подбежали еще какие-то люди, спросили: «Вы откуда?» «Из морга», - ответила Ирина. И поняла, что ее сейчас отвезут в сумасшедший дом. Сообщила номер телефона сестры и вскоре была дома.
Через три недели, 18 ноября 2002 года, в шестнадцатый день рождения Ярослава, вся семья собралась у его могилы на кладбище. «Подарили мы ему оградку», - с горечью говорит Кругликова.
Теракт на Дубровке принес значительно больше трагических историй, которые могли бы стать сюжетом не одного романа.
Сорокалетняя Елена Барановская познакомилась со своим мужем Сергеем много лет назад в пионерском лагере. Но, как это нередко случается, потом жизнь их надолго разделила. Она вышла замуж за другого, родила сына, но Сергей ждал. Через много лет они встретились, и Сергей Барановский убедил Лену выйти за него замуж. Она согласилась. Они были так счастливы вместе незадолго до теракта, что даже ее девятнадцатилетний сын сменил фамилию на Барановского. Перед самым терактом они закончили ремонт в новой квартире, мебель расставили как раз 22 октября, за день до нападения террористов. Но ни разу там не переночевали. Решили как-то отметить переезд и начало новой жизни - пошли на мюзикл, там попали в руки террористов. Сергей Барановский и Андрей, сын Лены, погибли.
Сорокадевятилетний американец Сэнди Алан Буккер из Оклахома-Сити, инженер-электрик «Дженерал моторс» чудом пережил в своем родном городе страшный теракт, когда в 1995 году Тимоти Маквей взорвал федеральное здание. Тогда погибло сто шестьдесят восемь человек. Он выжил. Чтобы погибнуть далеко от родного города, во время контртеррористической операции в российской столице. Сэнди приехал в Москву за своей невестой. С сорокапятилетней Светланой Губаревой, программисткой из Караганды (Казахстан), он семь месяцев переписывался по электронной почте, и наконец они решили пожениться. Оба были разведены. Двадцать третьего октября Светлана получила в Посольстве США в Москве паспорт с визой и документы, разрешающие выезд в США вместе с тринадцатилетней дочерью Александрой Литяго. Решили отпраздновать - купили билеты на мюзикл «Норд-Ост». Сэнди и Александра погибли во время штурма.
Евгений и Вера Фроловы, которые тоже погибли во время штурма, оставили двух сыновей: семилетнего Александра и четырехлетнего Михаила. Воспитывают мальчиков пожилые бабушка с дедушкой.
Григорий Бурбан, тридцатидевятилетний гражданин Украины, с американским видом на постоянное жительство в кармане, был влиятельным бизнесменом в Одессе. В июле 2002 года женился на Елене, двадцатитрехлетней студентке педагогического института. В свадебное путешествие (и одновременно командировку) Григорий и Елена выбрались только в октябре, в Москву. И в первый же вечер пошли на спектакль в театре на Дубровке. Григорий погиб во время штурма.
Среди погибших детей было двое подопечных Сергея Лобанкова, маленьких актеров, игравших главные детские роли в спектакле, - Кристина Курбатова и Арсений Кириленко. Им было по четырнадцать лет.
Погибла сидевшая на балконе Дарья Ольховникова, двенадцатилетняя дочь генерала Юрия Ольховникова, взятого Бараевым «в плен» несколько часов до штурма.
Так же как в случае с Ярославом Фадеевым и Федором Храмцовым, большинство погибших находили через несколько дней после штурма, лихорадочно, отчаянно разыскивая их по моргам и прозекторским. Не всем, однако, так повезло. Эпопею Галины Влах, которая еще в конце ноября безуспешно искала своего бывшего мужа, а известий о нем ждала больше семи месяцев, я уже рассказал раньше. Может, он и нашелся бы раньше, если бы его жена не рассчитывала на то, что власти выполнят свои обязанности. Российских чиновников нужно загонять в угол, причем всеми возможными способами, в том числе и при помощи прессы, тогда только появляется какой-то шанс.
Так, как это случилось во время поиска двух молодых людей - девятнадцатилетнего Дмитрия Родионова и двадцатидевятилетнего Юрия Сидоренкова. Их семьи по нескольку раз бывали в каждом морге, об их исчезновении заявили в милицию и прокуратуру. Фотографии обоих юношей опубликовали газеты, о поисках рассказывали все телеканалы. Нашли их «случайно» почти через десять дней после штурма, 4 ноября 2002 года в тех же прозекторских, где раньше о них никто не слышал. Причем, как я уже упоминал, прокурор Москвы Михаил Авдюков несколькими днями раньше уверял, что людей, пропавших без вести, нет. Никогда так и не выяснилось, что же было причиной недоразумения и где укрывали тела убитых заложников.
Даже после того, как нашли Сидоренкова и Родионова, в российских СМИ, главным образом в Интернете, продолжали появляться «списки пропавших без вести заложников». Журналистам, однако, не удалось разыскать ни одного родственника, который искал бы своих близких. Похоже на то, что в «списке пропавших» остались фамилии людей, которые ранее попали в список заложников по ошибке или с искаженными фамилиями.
Впрочем, можно ли в таком случае, в самом центре Москвы вообще говорить о «пропавших»? Естественно, причиной этой неразберихи была некомпетентность учреждений и служб, которые должны были помочь людям в поисках родных. Но были и другие причины, прежде всего потрясение и страх, охватившие власти предержащие сразу же после штурма. Они поняли, как много людей погибло не в результате взрыва и действий террористов, а в результате использования газа и фатальной спасательной акции.
Потрясенные количеством жертв, а еще больше маячащей впереди расплатой, они пустились во все тяжкие, обманывали людей, хотя раньше, не сомневаясь, рисковали жизнью тысячи человек.
Началось это с заместителя мэра Москвы Валерия Шанцева. Выше я писал о том, как он пришел в центр помощи родственникам минут через двадцать после начала штурма (то есть, примерно в 6.10 утра в субботу) и радостно заявил, что заложники живы и радуются прекрасно проведенному штурму. Не исключено, что Шанцев действительно верил, что все закончилось благополучно. Его слова свидетельствуют о том, насколько власти боялись взрыва. Когда выяснилось, что взрыва не было, счастливый чиновник побежал к родственникам с радостной новостью. Ему в голову не пришло, какую ужасающую беспомощность проявят его подчиненные, отвечающие за спасательную операцию.
Но уже к восьми утра появилась первая правдивая информация о размерах трагедии. Валерий Яков из «Новых известий», которому удалось добраться до площадки перед театром, где он увидел десятки мертвых заложников, подавившихся собственными языками и рвотой, рассказал об этом на волнах радио «Эхо Москвы».
Примерно к этому времени, около восьми утра в субботу, 26 октября, власти уже, наверняка, знали больше, чем Яков, который только издалека видел штабеля трупов. Из-под театра уже вывезли всех живых, заканчивался вывоз трупов. Руководители этой операции, несомненно, к этому времени пересчитали убитых, смерть которых была констатирована уже возле театра. До сих пор эти данные не опубликованы, считается, что умерших было около ста человек.