Они попадали один за другим, молчком, запросто, все трое — будто поставленные в ряд кости домино. Костик с Мишаней погибли, видимо, еще до того, как оказались на земле — первому пуля угодила в глаз, второму размозжила нос, — но молодчик в пальто, после того как завалился навзничь, неожиданно ответил огнем. Споткнувшись, Вельцев отступил обратно за угол. Он взялся считать выстрелы, но сразу понял, что это невозможно: скорее всего, стрельба велась не из обычного заглушенного ствола, а из оружия с бесшумными патронами, отчего были различимы лишь те выстрелы, после которых пули рикошетили от стены. Так или иначе, медлить было нельзя — в любую секунду молодчик мог вызвать подкрепление по рации. Вельцев передохнул, вышел снова из укрытия и, двинувшись вдоль стены, стал на ходу стрелять в дергавшегося на спине усача — давил на спусковой крючок до тех пор, пока не растратил остаток магазина, все одиннадцать патронов.
С дымящимся, как кастрюля, совершенно развороченным лицом молодчик, тем не менее, продолжал сжимать вставший на затворную защелку пистолет и, упираясь локтем в землю, выцеливал кого-то перед собой вверху. Когда рука его безвольно легла, Вельцев аккуратно, двумя пальцами, поднял пистолет за края затвора. Это оказался бесшумный шестизарядный «Вул» — специзделие для таких же специальных агентов. До сих пор он видел его только на картинках. На черном рынке ни сам пистолет, ни боеприпасы к нему было нельзя достать ни за какие деньги. Сейчас, после стрельбы, открытый патронник даже не пах порохом. Впрочем, разглядывая свой трофей, Вельцев думал уже не столько про его уникальные свойства, сколько про то, что отпадала нужда лезть за документами покойника, дабы удостовериться в очевидном: только что отдал богу душу агент спецслужбы, какой именно — ГРУ или ФСБ — не суть важно.
Оттащив тела за угол и сложив их рядом с Джеком-Дублем, он загнал туда же, на задний двор, «Гелендваген» и поставил его рядом с «Лендкрузером». Метель не унималась. Минуту-другую Вельцев грелся за рулем — несмотря на то, что порядком взмок, пока возился с трупами, он продрог до костей. «Мы едем, едем, едем…» — приговаривал он, держа ладони над гудящими вентиляционными решетками. Перед его глазами стоял разряженный пистолет молодчика.
Банда узбека заявилась к подъезду Ланы как по часам, ровно в полдвенадцатого. Из джипа, который отличался от стоявшего за домом «Лендкрузера» разве что номерным знаком, вышли трое. Вельцев ждал, что они зайдут в подъезд, но троица, посовещавшись на пороге тамбура, вернулась в машину. Вельцев сморгнул выступившие на морозе слезы: сзади «Лендкрузера» раздавалось слабое багровое зарево — скорее всего, от подфарников, но настолько обширное, что подсвечивало и всю простиравшуюся за автомобилем часть двенадцатиэтажки, и здания в глубине двора, метров за полтораста.
Когда ему стало ясно, что проторенной «Гелендвагеном» колеей джип направляется в объезд дома, «Лендкрузер», качаясь на ухабах, уже въезжал на задний двор. Вельцев взял из кобуры пистолет:
— Мы едем, едем, едем…
Спешившись возле брошенных машин, троица гуськом, по порядку обошла их, затем — очевидно, по следу Вельцева — подступила к сваленным в палисаднике трупам. Вельцев, у которого от холода уже зуб на зуб не попадал, уперся плечом в край торцевой стены. Кругом кипела вьюга, но в палисаднике установилась такая тишина, что когда в сугробе позади него заголосила рация усача: «Пятый, куда пропал? Прием…» — он едва не спустил курок. Троица вразнобой, будто нехотя обернулась на звук. Увидев отсутствующие, одушевленные смертью молодые лица, он спокойно и методично, как фигурные мишени в тире, расстрелял их — при этом лишь стоявший крайним справа боец успел вскинуть руку, прежде чем повалился на припорошенные тела. «Пятый, заснул?» — опять послышалось со спины. Наклонясь, Вельцев оперся на прямые ноги. Его колотил озноб. «На сегодня, пожалуй, хватит», — пробормотал он, глядя в палисадник. Машина троицы стояла с включенным двигателем и горевшими габаритами, и ему вновь, как у подъезда, померещилось за джипом красноватое зарево, только теперь имевшее источником не свет подфарников, а что-то за кладбищенским забором — деревья и летящий снег подкрашивались туманным багрянцем лишь по ту сторону ограды. Озадаченный, он подошел к «Лендкрузеру», открыл дверь и заглянул внутрь, — ничего особенного. Тот же, что и в машине узбека, дух овчины пополам с анашой. Наклейка с арабской вязью на зеркале заднего вида. Телефон. Прижженное сигаретой водительское сиденье. Вельцев хотел захлопнуть дверь, но замер, заметив рядом с оплавленной ямкой на сиденье свежий след кровяной капли. Попятившись, он посмотрел под ноги, и увидел, как что-то крохотное сорвалось в снег с глушителя «беретты». Он приподнял оружие перед собой — левый бок пистолета, а заодно и концы пальцев правой руки оказались густо изваляны в крови. Заиндевелые маслянистые следы запеклись поперек нижнего борта пальто. В верхнем борту, у нижней пуговичной петли, зияла небольшая, с горошину, дыра. Вельцев распахнул пальто. Шелковая подкладка с левой стороны, часть пуловера под грудью, прилегавший к кофте край кобуры и штанина до колена — все было мокрым и курилось от крови. Пробив брючный ремень, пуля вошла в живот над тазовой костью, немного ниже и левее пупа, и, судя по тому, что поясница оставалась сухой, застряла в брюшной полости. «Вул», — шепнул Вельцев и запахнулся. — Черт… Только — спокойно…