— Я сдурел?! Где ты был три года назад? Ведь я тебе писал из Питера. Пытался дозвониться. Где — год назад, когда я в одиночку расхлебывал дерьмо, которое на меня обрушилось? Я сдурел!..
— Да не гони ты! У меня уже давно и адрес другой, и телефон. Да и в Москве я бываю не все время. Не гони! Чем я тебе сейчас могу помочь? Именно сейчас!
Было ясно, что человека заклинило. Он был обижен на весь свет. И это было для него комфортно. Мол, забыли меня, суки, продали и предали! Никто, ни одна падла обо мне не позаботилась, когда мне это было нужно! А теперь я в вас, козлах, не нуждаюсь! Пошли все вон!.. Такие ни за что не признаются, что во всех своих бедах повинны прежде всего они сами, а не «суки», «падлы» и «козлы». С такими мыслями им так приятно не бриться, не менять неделями белье, дуть крепкую «Охоту» или «Балтику» №9 и катиться вниз. Чтобы остановиться ниже уровня поверхности земли, где их начнут обгладывать могильные черви. И это был еще не самый худший расклад. Максим однажды узнал о существовании собачьего питомника, где бультерьерам скармливали бомжей, живых бомжей, выращивая из них убийц и людоедов.
— Раньше надо было помогать, когда меня еще в Москву не занесло, — гнул свою упадническую линию Никита.
Когда у Никиты иссякли аргументы, которыми в нем разглагольствовал уязвленный эгоизм, он наконец-то заговорил по делу. Выяснилось, что три года назад он срубил в Питере крутое бабло и решил податься в Москву. А что, все едут — город неограниченных возможностей! Продал питерскую квартирку, присовокупил полученные от Вали Матвиенко за работу в предвыборной команде деньги, серьезные деньги, и купил здесь, на Чистых прудах, трехкомнатную, в которой спокойно уместился бы их перебитый в Кандагаре взвод. Покуролесил с месяц, соря долларами, как пятикопеечными монетами. И потом начал укореняться. Проще всего оказалось найти жену. Ну, или типа того. Красивая, умная, сексуальная, преданная. Тогда казалось, что преданная. Поэтому через три месяца присвоил ей официальный статус жены, о чем была сделана запись и в паспорте, и в какой-то там регистрационной книге.
Сложнее оказалось в Москве зарабатывать на жизнь. Попытался открыть сувенирный магазинчик на Таганке. Не дали. На Китай-городе устроил чебуречную. Через две недели спалили. Заключил договор на поставку небольшой партии польской парфюмерии. Кинули на пятьдесят штук. После чего махнул рукой на собственный бизнес и устроился охранником в казино в Реутове. Зарплата плюс проценты с вложенных в банк питерских денег — это было совсем неплохо.
Однако судьба непонятно на каком основании решила вволю поизмываться над героем афганской войны. Банк лопнул. И Никите стоило огромного труда вышибить из них десятую часть вложения. А потом он и это проиграл. В том же казино, где и работал. Зашел как-то в выходной и решил попытать счастья. Ну, оно и привалило в полном объеме. Преданность жены начала стремительно таять, как снег в апреле. И вскоре она превратилась в злобную фурию. Но при этом остались три ее другие качества. Сексуальность. Правда, его этим своим качеством она перестала одаривать. Красота. И ум. И благодаря своему недюжинному уму жена три дня назад выперла Никиту из квартиры.
— Да ты ягненок, что ли? — изумился Максим. — Не мог на место поставить?! Кулаки у тебя есть? Выгони ее к чертям собачьим.
— Она перевела квартиру на себя. А я типа наследника.
— Ну, так замочи ее! Забыл, как это делается? Несчастный случай, и концы в воду.
— Нет. Я недавно крестился. Теперь не могу, дал обет на всю оставшуюся жизнь… К тому же, посмотри…
Никита вытянул вперед руки, ладонями вниз. Пальцы заметно дрожали. Как у алкоголика.
— Да, дела! — сказал Максим, покачав головой. — Тебе, брат, в монастырь надо. И еще один обет — не брать в рот спиртного.
Помолчали, дымя сигаретами.
— Слушай, — прервал молчание Максим, — я прямо сейчас выкину ее к чертовой матери. С концами! Где это?
Никита назвал адрес. Это было рядом — дом двенадцать по Чистопрудному бульвару.
Он дождался, когда откроется входная дверь, и придержал ее, чтобы молодая мамаша вывезла коляску. Поднялся на третий этаж и выключил рубильник на распределительном щитке. За дверью, где жила жена Никиты, Жанна, замолчал телевизор.
Максим поднялся на пролет выше. И подождал, пока она позвонит в электросеть и там ей скажут, что у них все в порядке и пусть она проверит рубильник на лестничной площадке.
Жанна, несомненно, подозрительно глянув в глазок и не обнаружив ни малейшей опасности, открыла дверь. И вышла. И мгновенно, еще ничего не поняв, оказалась в квартире с зажатым ртом и прижатыми к туловищу руками.