Коренев прошел к эскалатору — Феликсу, кстати, показалось, что сам он никакой карточки не доставал… Феликс втерся в толпу у турникетов. Он отчетливо видел, как скрывается под землей Коренев. По пояс, по шею. Пропал…
Бесцеремонно прижавшись сзади к какой-то широченной бабке — та что-то возмущенно квакнула — он проскочил турникет. Расталкивая всех, бросился к эскалатору, ожидая увидеть сыплющегося по ступенькам Коренева.
Спуск на «Киевской» длиннющий — но козла почему-то нигде видно не было. Ни бегущего, ни стоящего. Что за?.. Феликс шарил и шарил взглядом, не обращая внимания на взрыкиванья тех, кому он загораживал, дорогу.
Нету… Нету…
Вот так… Ловко. Сука…
Потоптавшись еще с минуту, несколько раз глубоко вдохнув-выдохнув, Феликс побрел наружу.
Собственно, ничего такого не произошло. Он знал, кого искать, и он, слава богу, знал, как искать — всю жизнь этим занимался… Он, конечно, и мысли не допускал, что не найдет выродка снова. Ко всему прочему, Феликсу и впрямь ведь всегда везло…
Двигаясь к стоянке, где он оставил машину, Феликс дошел до улицы. Дождался паузы в автопотоке, шагнул на проезжую часть. В кармане заерзало, запиликало, Феликс замешкался на секунду, выцарапывая телефон… Костя из ЗИЦа… Феликс успел нажать соединение и даже повернуть голову на яростный тормозной вопль — а вот удара почему-то так и не почувствовал.
— Ало, Феликс? Ало!.. Ало-о?.. — но после короткого резкого шума в трубке завякали короткие гудки. Сорвалось. Ладно, перезвонит…
Костя отключился и снова уставился на монитор. Однако обломись, полковник. Тот Павел Коренев, которого искал питерский, помер — как следовало из справки, найденной наконец Костей — еще тринадцать месяцев назад. В Склифе, в реанимации. Черепно-мозговая, отек мозга. Его нашли в сквере у площади Европы — избитого, без лопатника и телефона. Место там, насколько Костя помнил, правда неприятное — вечно алкаши отираются.
Глупая смерть…
2007
Сергей Кузнецов
Московские реинкарнации
Лубянка
Никита засыпает, держа меня за руку.
У него красивая кисть. Сильные пальцы, овальные гладкие ногти, выступающие сухожилия. Светлые волоски, почти незаметные, но жесткие на ощупь.
Он спит, держа меня за руку, а я никак не могу уснуть.
Мне страшно засыпать. Будто входишь в холодную воду, медленно погружаешься, ныряешь с головой, не знаешь, что увидишь на дне.
Тем крымским летом я ныряла одна, Никита смотрел с берега. Только потом сознался: боится плавать.
Я не боялась ничего. Мне было двадцать восемь лет. Никогда прежде я не была так красива, как тем летом.
И никогда уже не буду.
Время выжало меня, будто стираное белье, кинуло на просушку, будто мятую тряпку. Когда-то я думала, время не щадит никого, но теперь знаю: это не так.
Время меняет всех, но мужчинам идет легкая седина, неторопливость походки, основательность фигуры. Во всяком случае — Никите. А до других, если честно, мне давно нет дела. Его руки почти не меняются. Разве что семь лет назад появилось обручальное кольцо.
Моя кожа тускнеет, сохнет, покрывается мелкой рыбачьей сетью, в ней пойманными рыбами бьются прожитые годы. Волосы выпадают, и по утрам я смотрю на подушку, борясь с соблазном пересчитать волосинки.
Однажды не удержалась. Теперь я знаю: двести пятьдесят три волоса — это почти горсть.
Я боюсь облысеть. Боюсь, через несколько лет исчезнет грудь, живот прилипнет к позвоночнику, глаза провалятся. Иногда я кажусь себе живым мертвецом.
Девять лет назад я не боялась ничего. Теперь я не могу заснуть от страха.
А Никита — ничего не боится. За эти годы он стал совсем бесстрашным. Махнемся не глядя? — как говорили у нас в детском саду.
Я не хотела идти в детский сад. Тогда я еще боялась. Мне казалось, что мама однажды не заберет меня, оставит там навсегда. Только потом я узнала, откуда этот страх — эхо детдомовского младенчества, первых месяцев моей жизни.
Мама сама рассказала. Понимаешь, иногда дети по ошибке рождаются не у своих родителей. И те могут отдать их в такое специальное место, где настоящие родители их находят. Как мы тебя.
Мне было шесть лет, я не знала, откуда берутся дети. Наверное, думала про аиста, который может перепутать свертки, или про магазин, где после долгой очереди можно купить ребенка — и по ошибке могут продать не того.