Принять его оказалось труднее.
Поплутав в переходах «Домодедовской», маршрут вывел на лестницу, серовато-сизую от хмурого утреннего света. За время поездки Саша забыла, что они так и не выбрались с Холмов, поэтому огромный муравейник - настоящий, из хвои и мелких веток - на месте торгового центра ошарашил её. Сглотнув, Саша с трудом отвела взгляд от гигантской шевелящейся горы. Парковку перед ней расчертили муравьиные тропы; шириной с восьмиполосное шоссе у самого муравейника, вдали они превращались в тонкие нити.
Противоположно одной из нитей и вёл маршрут. Саша порадовалась, что первопроходец не засунул метку в муравейник: она бы вряд ли справилась с подобным испытанием. Но дорога шла по Ореховому бульвару, мимо всё новых и новых магазинов. Их Холмы превратили в полуобвалившиеся бетонные коробки.
Саша чувствовала, что за ней наблюдают. Вначале отдельные пары глаз: из вышек жилых домов, с деревьев и из-за выломанных бордюров. Затем десятки. Затем взгляды слились в единое чужое присутствие, и Саша ощутила себя дичью, на которую вот-вот спустят стаю голодных псов.
За домами начиналась длинная асфальтовая полоса бывшего рынка, а ныне парковки. Холмы разворотили её, оставив нагромождение камней и ломаного асфальта. К Сашиному удивлению, трава до них ещё не добралась, и в промежутках виднелась влажная, жирная земля.
Чем дальше заходили Саша и её спутники, тем выше становились стены гротескного лабиринта. Вскоре они поднялись так высоко, что закрыли даже часть безоблачного утреннего неба.
Послышались неразборчивые голоса. Саша тут же притормозила, пропустила Льва вперёд и нащупала в кармане нож. Голоса неслись со всех сторон, даже сверху и сзади, ещё ярче подчёркивая образы охоты и дичи.
А за очередным поворотом лабиринт оборвался, и перед Сашей раскинулась ровная площадка, густо утыканная полутораметровыми бетонными столбами. Промеж столбов сновала какая-то шустрая нечисть, похожая на классических чертей: росточком от дюжины сантиметров до метра, с густой чёрной шерстью и лысыми макушками. Черти лазили по столбам, спорили, размахивали лапами. Почти у каждого при себе были инструменты для рисования: кисточки, вёдра с краской, мелки, уголь, встречались даже баллончики.
С мрачным каким-то весельем Саша поняла, что черти все поголовно раскрашивают столбы. И что где-то под их художествами скрывается единственная метка, которую нужно найти как можно скорее.
Саша посмотрела на Льва, на ближайший столб, на весёлое море чертей... и решительно кивнула:
- Идём. Здесь я могу только на ощупь.
Лев кивнул в ответ и начал прокладывать дорогу сквозь пока не заметившую их нечисть.
К первым, липким от масляной краски столбам они подобрались без особого труда - но и метки там не нашли. Да Саша и не рассчитывала на такую удачу. А вот дальше они заинтересовали чертей. По одному, по два они подходили к Саше и смотрели на то, как она ощупывает столб за столбом. Затем кто-то попытался потрогать её саму, и тут уже вмешался Лев. На грубость огромного духа черти ответили шипением и градом мелков и угля.
После чего разверзся ад.
Черти нашли себе новое развлечение, куда более весёлое, чем возня с краской: игру «Поймай проводника». Ото Льва они разбегались и уже издали закидывали его кисточками и карандашами, а вот в Сашу радостно вцепились. Они толкали её, хватали за волосы и одежду, тащили на другой край площадки; самые мелкие забирались ей на плечи и лезли в рюкзак. Затем его и вовсе сорвали, едва не свалив и Сашу.
Потасовка до боли напоминала первую стычку ночи, гарцуков. Тогда Саша испугалась и растерялась, сейчас же в ней кипела смесь ярости и решительности. Саша выпутывалась из цепких пальцев, не давала оттащить себя ото Льва. Затем она вспомнила о ноже, и со второй попытки сумела раскрыть лезвие.
Холодного металла черти испугались до визга.
Они всё ещё лезли к Саше, но теперь избегали её правой руки, всё больше заходя слева или со спины. Саша отбивалась широкими взмахами, на секунду-другую отпугивающими нечисть; за это время она успевала прикоснуться к одному столбу или сделать шаг к следующему.
Чем дальше продвигалась Саша, тем сильнее злились черти. Пальцы сменились когтями, толчки - ударами. Всё чаще между ней и Львом вставало сразу несколько чертей, и ей приходилось выбираться самостоятельно. Полетели банки из-под краски и баллончики. Один из них ударил Сашу между лопаток, другой попал в живот, выбив дыхание. Ещё от одного, пущенного ей в голову, Сашу спас Лев: он в последний момент рукой отбил жестянку.
Отмахиваясь от чертей, Саша не могла сосредоточиться на даре; она чувствовала только общее направление. Рисунки сливались в одно сплошное переплетение цветных линий, бессмысленных и нечётких. Чем больше их оставалось позади Саши, тем яростнее защищали черти каждый новый столб. И так продолжалось до тех пор, пока Саша не ощутила резкое изменение в маршруте. Абстрактное «Вперёд» вдруг стало не менее абстрактным «Назад».