А Никон строит Новый Иерусалим вне Москвы, тем самым, как кажется, лишая ее значения «Нового Иерусалима» и отнимая у самодержца связанное с этим понятием сакральное значение царя Нового Иерусалима...
Чтобы убедиться в том, что это истинно так, достаточно взглянуть на титульный лист книг Священного Писания, изданного в Москве в 1663 году654, то есть в разгар ссоры Алексея Михайловича с патриархом Никоном и споров по поводу Нового Иерусалима под Москвой. Книжная гравюра в центре имеет изображение двуглавого орла герба Московского государства, окрест которого буквы: «В, Г, Ц, В, К, В, В, М, Б, Р, С» (Великий государь, царь и великий князь, Всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец). Двумя вертикальными полосами по краям гравюры изображены по три сцены из Ветхого и Нового заветов. Под гербом в центре внизу изображен план города Москвы, над которым надпись: «Град царя великого, Бог в тяжестех его знаем есть» (Пс. 45). Эта надпись помещена на ленте, которая изгибается двумя концами вертикально вверх, и на этих концах написаны строчки, буквы в которых (через одну) нарочито перевернуты «вверх ногами»: «Востани, востани Иерусалиме, и облецыся в крепость Матери своея» (без ссылки). Напомним, что это - над планом Москвы и под двуглавым орлом! Над этим орлом помещена лента с надписью в центральной ее части и в боковых складках (изгибах). Центральная надпись гласит: «Песнь песней, гл. 3. Дщери Сиона изыдите и видите о царе Соломоне, в нем же венча мати в день женитвы. Се царь правдивый царствует и началницы с судом владети начнут. Исаия». На боковых изгибах этой ленты написано: «Аз поставих царя с правдою и вси пути его прави. Исаия гл. 45».
Итак, пророческие слова, относящиеся к Иерусалиму, здесь отнесены достаточно подчеркнуто к Москве. А пророческие слова о «царе», относящиеся ко Христу, отнесены к... Алексею Михайловичу! Сам Алексей Михайлович с короной на голове в портретном изображении помещен в середине двуглавого орла вместо Георгия Победоносца на коне, поражающем змия копьем...
И упоминания о Соломоне - строителе Иудейского храма и Сионе в связи с Алексеем Михайловичем здесь явно не случайны.
Не менее забавным является и другое, примерно того же времени, изображение Алексея Михайловича на фреске Благовещенского собора Кремля, где он представлен с крыльями и подписан: «Ангел Церкви»!.. Воистину от великого до смешного - один шаг. Но таковы характерные черты экклезиологических представлений Алексея Михайловича, таковы его аргументы в споре с патриархом Никоном. Смысл их предельно ясен: не монастырь Никона, а Москва есть «Новый Иерусалим», и не патриарх, а царь, «все пути которого правы», есть глава («Ангел») Церкви... Алексей Михайлович, обычно так любивший поддерживать строительство монастырей, после ареста и осуждения Никона остановил созидание Нового Иерусалима и не возобновил его до самой своей смерти, последовавшей в 1676 году. Не выпустил царь из ссылки и не перевел в Новый Иерусалим Никона, просившего об этом...
Смешное в «аргументах» царя через сорок лет, при Петре I, сыне Алексея Михайловича, превратилось в трагическое. Императорская власть не только отказалась от духовного совета с Церковью, но и попыталась узурпировать управление церковными делами, упразднила патриаршество, провела ряд таких преобразований в образе жизни и мысли высших сословий, что возник глубочайший раскол всего русского общества, раскол между православным народом и оторвавшейся от веры интеллигенцией, и расколом этим во многом определились дальнейшие судьбы нашей Родины.
В этой связи уместно вспомнить, что когда происходило восстановление патриаршества в России на Поместном соборе Русской Православной Церкви в 1918 году, члены Собора совершили паломничество в Новый Иерусалим патриарха Никона...
С иконографическим значением Нового Иерусалима под Москвой тесно связана и великая экклезиологическая идея, заложенная в его замысле. Вспомним, что по единодушному мнению патриархов и иных представителей Восточных церквей Русская церковь является «ковчегом спасения», как выразился иерусалимский патриарх Нектарий, для всего православного мира, его духовным центром, единственным островом православия среди волн чуждых стихий, окружающих его. О русском благочестии еще преподобный Иосиф Волоцкий сказал, что Россия «благочестием всех одоле», и это было общим мнением как самих русских, так и православных из стран Востока. Высота духовной жизни Руси как раз и сказывалась, в особенности, в том, что Русь давно стремилась устроить свою землю во образ горнего мира, Царства Небесного! Вот почему, в частности, она называлась и называется Святой Русью (сравнить: Святая земля - Палестина).
Вспомним теперь, как мы отмечали, говоря об облике русского монастыря, что он являл образ «града Небесного» в более полном и чистом виде, чем город мирской. Церковь есть «Царство не от мира сего» (Ин. 18, 36). Тогда, если Церковь Христова вообще есть остров спасения среди «житейского моря, воздвигаемого напастей бурею», Русская церковь - остров спасения для всего мирового православия, то в ней самой, в свою очередь, остров спасения - монашество, в котором предельно законченной формы достигает общенародное тяготение к подвигу о сближении со Христом и стяжании «Царства Божия», а символическим, иконным центром монашества, по замыслу Никона, должен стать Новый Иерусалим как образ «новой земли», которая достигается подвигом благочестия на спасительном острове Церкви. Нельзя не признать, что такое положение Нового Иерусалима оказывается даже более «центральным», чем если бы он был расположен в Москве как отдельный храм (в духе проекта Бориса Годунова), ибо в этом случае он оказался бы вне монашеского «острова», среди суетной стихии мира сего.
«Вынесенный» из Москвы Новый Иерусалим означал, что образом Царства Божия, Царства Небесного является в России Церковь Христова, в которой это Царство уже предвосхищается и предначинается в духовном подвижничестве «по правилам святых апостол и святых отец», как любил выражаться Никон.
Однако на самом деле подмосковный Новый Иерусалим ничего не «выносил» и ничего не отнимал от Москвы с ее знамениями Небесного града; он лишь являл то же самое, но в наиболее иконографически верной, законченной, предельно откровенной форме. И создан он был хотя и для всей России и даже для всего мира, но прежде всего - для Москвы. Сюда должны были приезжать (и приезжали) и цари, и именитые люди, и иностранные гости и простой люд московский. Недаром Новый Иерусалим находится от Москвы примерно на таком же расстоянии, что и Троице-Сергиева лавра, даже немного ближе. О Троице- Сергиевой обители у Павла Алеппского есть интересное замечание. «Посещение этого монастыря, - пишет он, - заступает у них (русских. - Авт.) место паломничества в Иерусалим, ко храму Воскресения и ко всем тамошним святыням»655. Действительно, паломничество в любую святую обитель - это всегда в определенном смысле паломничество в святую землю. Тем паче так должно было восприниматься посещение «подмосковной Палестины», откровенно устроенной по подобию Святой земли. Подмосковный Новый Иерусалим должен был тоже копироваться, тиражироваться, как любая икона, что вытекало и из иконографических взглядов самого патриарха Никона. И в самом деле, при нем митрополит Казанский начал созидать под Казанью подобный же «Новый Иерусалим», по образцу подмосковного. Ему тоже не удалось завершить замысел, однако монастырь с названием «Новый Иерусалим» действовал под Казанью вплоть до 20-х годов нашего века, а само это название сохранилось и по сей день. Можно не сомневаться в том, что если бы царь не восстал против патриарха, если бы Никон и его замысел не были осуждены, то на Русской земле возникло бы немало «Новых Иерусалимов», имеющих отправной точкой то, что созидал святейший Никон. Ибо замысел Никона являлся лишь кристаллическим выражением и вершиной развития тех идей отображения горнего мира на Русской земле, которые возникли в Русской церкви со времен крещения Руси... Они глубоко соответствовали той особой устремленности православного русского народа к горнему миру, которую отмечают все исследователи русской духовности и русского национального характера656. Созданием и распространением в России архитектурно-пространственных икон «Нового Иерусалима» не отнималось бы ничего от подмосковного центра патриарха Никона точно так же, как и этот центр ничего не отнимал у Москвы.
656
В очень противоречивом творчестве русского мыслителя Н. Бердяева встречаются, однако, мысли, поражающие своей меткостью, точностью. Одна из них такова: «Русский народ по своей великой идее не любит устройства этого земного града, но устремлен к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму, но Новый Иерусалим не оторван от огромной Русской земли, он с ней связан, и она в него войдет». II (4). С. 255.