Смешение функций духовной и светской власти было при таком положении вещей неизбежно и совершенно естественно. Примеров тому в истории великое множество. Об этом свидетельствуют все церковные историки, изучавшие XVII век. Документальные подтверждения этого смешения в изобилии находим у митрополита Макария534. Но как у него, так и у других историков содержатся и многочисленные свидетельства о постоянных попытках отрегулировать и определить функции церковной и гражданской власти. Смешение функций и связанные с этим замешательство и нечеткость в делах были естественным следствием взаимодействия и взаимопроникновения церковной и гражданской власти, что вызывалось общим мировосприятием православных людей, при котором все мирское, внешнее имело и большой духовный смысл, а духовное должно было непременно отражаться на мирском, определяя его и главенствуя над ним.
Как известно, церковное управление в XVII веке представляло собой иерархическую лестницу, на первых ступенях которой находились пасомые-миряне, духовно окормляемые приходскими священниками. Епархии возглавлялись правящими епископами, имевшими большую самостоятельность в духовном управлении своей областью со всеми ее приходами и монастырями. А во главе всего церковного общества находился патриарх Московский и Всея Руси, ведавший важнейшими церковными делами, созывавший Собор архиереев и представителей клира для решения особо важных вопросов, представлявший всю Русскую церковь перед царской властью. Патриарх имел, как и все епископы, свою епархию, очень большую, состоявшую из Москвы и прилегавших к ней центральных областей Руси.
Согласно Кормчей книге и «Соборному уложению» Стоглавого собора 1551 года, ведомству духовного управления и церковному суду в епархиях подлежало, во-первых, все духовенство, и не только по духовным делам, но и по всем гражданским, кроме тяжких уголовных преступлений (разбой, убийство, воровство535 и др.), а во-вторых, миряне - по всем духовным делам и некоторым гражданским. С мирян, как и с духовенства, взимались некоторые сборы в пользу архиереев536.
И хотя Стоглав объявил «противными священным правилам» так называемые «несудимые» (тарханные537) грамоты, они были широко распространены. Эти грамоты выдавались русским царям по их воле или по просьбам с мест, поступавшим от отдельных монастырей и соборов, как особая царская милость и привилегия, согласно которой духовенство этих обителей и соборов со всеми их вотчинами и крестьянами освобождалось от суда своих епархиальных епископов по всем делам гражданским, а часто и от взносов в пользу архиерея. При Михаиле Феодоровиче такие «несудимые» грамоты жаловались не только в архиепископии, но и в митрополии и даже в епархию патриарха. В таких случаях духовенство монастырей, соборов и их люди судились у местных царских чиновников или в Приказе большого дворца, где существовало ведомство из мирских лиц, ведавшее исками духовенства и монастырей и исками на них по всем гражданским делам. За архиереем оставалось тогда только право суда в связи с церковными делами. Мало-помалу все духовенство стало стремиться к освобождению от власти своих архиереев по гражданским делам. Исключение было сделано для епархии патриарха в 1625 году, когда царским указом были отменены в ней все прежние «несудимые» грамоты, и все духовенство (в том числе и монашествующие), все монастыри и храмы с их слугами и крестьянами во всех делах духовных и гражданских, кроме «разбойных, татных и кровавых», и во всех исках на них должны были подлежать суду патриарха и платить ему различные пошлины. Только кафедральный собор Москвы - Успенский собор в Кремле был освобожден от подчинения патриарху по гражданской линии и от пошлин ему, ибо сам царь вызвался судить все иски этого собора (и предъявляемые этому собору) беспошлинно. Патриаршая епархия стала выделяться среди других епархий, в которых церковные причты и особенно монастыри все более переходили в подчинение Приказа большого дворца по всем мирским делам. Для управления своей епархией патриарх имел свои особые учреждения - приказы, в которых велись все духовные, гражданские и финансовые дела, причем заседали в них светские лица. То же было и в канцеляриях епархиальных архиереев: судом над духовенством, всеми делами епархий ведали архиерейские бояре, то есть мирские люди, а сугубо духовные дела обычно судили сами архипастыри. Что же касается духовенства, имевшего тарханные грамоты, то дело доходило до курьезов. Так, в монастыри Вологодской епархии однажды отказались принимать монахов, отправленных туда на епитимию архиепископом Вологодским. Архиепископ пожаловался царю. Тогда царь через вологодского воеводу приказал монастырям принимать таких монахов538!
Через Приказ большого дворца царь простирал свою власть на всю экономическую и административную жизнь русских монастырей, сам назначал и смещал настоятелей, делая исключения лишь для самых знаменитых епархий, распоряжался исправлением нравов и внутренних порядков в обителях.
Наконец, «Соборное уложение» Алексея Михайловича 1649 года, каковым были отменены тарханные грамоты, подчинило все русское духовенство, кроме патриарха, по всем гражданским делам особому государственному Монастырскому приказу, в котором светские лица ведали судом но всем искам, предъявляемым духовенству со стороны других ведомств и лиц, и по всем искам духовенства друг другу, что было совсем неканонично. Впрочем, нужно иметь в виду, что цари в то время настолько не отделяли себя в своем сознании от Церкви, что подобные действия и узаконения рассматривались не как вмешательство в церковные дела, а как обязанность царя, имущего власть христианина, блюсти должный порядок в церковных делах. И тем не менее не только низшее духовенство, но и все епископы вплоть до митрополитов включительно отдавались на суд гражданских чиновников Монастырского приказа (даже не на суд царя). Только патриарх в своих «домовых вотчинах» по-прежнему всеми делами ведал сам, но епархия его по мирским делам была подчинена государственному Монастырскому приказу. Неясность положения об этом приказе давала возможность для больших злоупотреблений со стороны приказных бояр, дьяков и прочих чиновных людей.
Церковная власть и высшее духовенство основательно обеспокоились новыми порядками при Алексее Михайловиче. Тут же начались отступления от них. Так, своему любимцу митрополиту Новгородскому Никону Алексей Михайлович в 1651 году дает «несудимую» грамоту на всю митрополию, согласно которой все духовенство, все люди монастырских вотчин по всем делам, кроме «разбойных, татных и убивственных», отдавались на суд митрополита.
«Уложение» 1649 года, кроме того, запрещало патриарху, всем архиереям, монастырям и церквам покупать новые вотчины, брать вотчины в заклад и принимать таковые в «вечный поминок» по душам. А вотчинникам запрещалось продавать или жертвовать свои вотчины Церкви. Характерно, что стольники, стряпчие, дворяне московские и все выборные люди Русской земли на Соборе 1648 года били челом государю, чтобы у духовенства и церквей были отобраны вотчины, которые были приобретены ими с 1580 года, когда им было запрещено приобретать или принимать в дар земельные вотчины. Ибо, несмотря на этот запрет, вотчины все-таки приобретались и принимались в дар, обычно на поминовение души. Челобитье не было принято, хотя царь и приказал составить списки вотчин, приобретенных Церковью с 1580 года. Также было запрещено дарить вотчины при пострижении их владельцев в монашенство, и постригшиеся не имели больше права владеть и управлять своими вотчинами. Разрешались только вклады и жертвы деньгами и другими Ценностями.
Следует обратить особое внимание на то, что все архиереи, монастыри и церкви, особенно более богатые, обязаны были платить очень большие взносы в государственную казну на содержание войска, почтовые нужды, на выкуп пленных, а также давать деньги и хлеб для содержания войска в военное время и в определенном числе ратников с полным вооружением и снаряжением. Кроме того, церковные и монастырские вотчины облагались податями более высокими, чем все прочие земли539. Наконец, в военное время и в других чрезвычайных случаях архиереи, духовенство, монастыри и церкви должны были вносить по государеву указу деньги, хлеб, оружие, посылать людей, а также добровольно вносить, по своему усердию, и свои личные, «келейные» деньги.
535
Воровство в современном нам значении кражи в древности имело название «татьба», а собственно «воровством» называли политический разбой. Но мы употребляем здесь это слово в современном значении.