Дивились воины Кучума: раньше в сражении для него держали двух запасных коней. Теперь же предводитель отказался от них и доверял в сражениях только одному жеребцу – откликавшемуся на свист.
Слуги хана пытались объяснить своему владыке, что безымянный конь – плохая примета. Ведь от далеких предков известно: такой скакун в любой момент может унестись вместе с всадником в иной мир, когда поманит его великий воин Чингисхан.
Опасения приближенных Кучума оказались напрасными. Отзывавшийся только на свист жеребец верно служил хозяину, и не брала его в бою ни стрела, ни пуля вражеская, ни удары копья и сабли. Казалось, он приносит властителю Сибирского ханства удачу и будет это продолжаться еще долгие годы.
Но однажды во время сражения Свист-скакун неожиданно вздыбился, и стрела, предназначенная Кучуму, пронзила голову коня. Так он спас своего хозяина.
После боя хан велел похоронить верного скакуна как воина. А потом приказал всем удалиться. Целый день грустил Кучум у могилы друга, а ночью увидел на погребальном холме огонек. Нагнулся, протянул руку, и в ладони у него оказался прекрасный крупный аметист.
Не зная сам зачем, хан свистнул, и в ответ послышалось – то ли с небес, то ли из-под земли – знакомое ржание. Понял Кучум: это добрая примета. И отныне самоцвет, похожий на глаз погибшего коня, будет надежным талисманом.
Приказал он сделать для аметиста оправу и цепочку из золота и стал носить фиолетовый камень на груди. И снова владыке Сибирского ханства сопутствовала удача. А воины Кучума утверждали, что когда их предводителю грозит опасность, то камень «Око Свист-скакуна» начинает сиять. И от его волшебного света даже в беззвездную ночь видна самая неприметная дорога. А когда Кучум промчится по ней, непроглядная темень мгновенно сгущается, да так, что враги хана не могут осветить ее никакими факелами.
Казакам каким-то образом удалось выкрасть у Кучума «Око Свист-скакуна». И с той поры удача отвернулась от хана. Войско повелителя Западной Сибири стало терпеть поражение за поражением, пока не было окончательно разгромлено. Его друзья и родные – одни погибли, другие попали в плен к русским, а третьи – бежали на чужбину.
Один из русских воевод прислал к бывшему повелителю Западной Сибири гонца с предложением смириться и перейти под власть Москвы. Но Кучум гордо ответил: «Если я не пошел к Московскому царю в лучшие свои времена, то пойду ли теперь, когда я слеп, и глух, и нищ?..»
Говорили, что бывший правитель Западной Сибири бежал в земли, где расположены таинственные чудодейственные озера. Там он когда-то спрятал несколько кладов для своих сыновей. Но дети погибли, а самому одинокому старому Кучуму достать те сокровища было не под силу. Да и ни к чему уже стали хану богатства.
Совершил Кучум свой последний обряд «молчаливого разговора». Чингисхан снова подал знак далекому потомку и на этот раз призвал его к себе.
В течение какого-то времени в землях, где располагались чудодейственные озера, казакам попадались старики, похожие на Кучума. Их пытали, выспрашивали о сокровищах, но добиться ничего не могли.
Где на самом деле завершил свой земной путь последний властитель Сибирского ханства, пока остается невыясненным. Но некоторые знатоки древних тайн предполагают, что умер или был убит Кучум в Западной Сибири, где-то в районе Окунева, на берегу Шайтан-озера.
Неизвестно, как легендарный камень, спустя несколько десятилетий, оказался в Москве, у нищего Матвея. Не сообщает предание и фамилии нового владельца «Ока Свист-скакуна».
Странно, конечно, что великолепный дорогой аметист на золотой цепочке попал в руки нищего и долгое время был его амулетом.
Матвей тщательно оберегал его, не расставался с ним и не продавал, поскольку фиолетовый камень притягивал к себе щедрые подаяния.
Сам владелец «Ока Свист-скакуна» уверял всех, что он из служивых дворян. Возможно ли такое: нищий оборванец – и вдруг дворянин?!..
Н. И. Костомаров
Известный историк Николай Иванович Костомаров писал о быте и нравах в XVII веке: «Вера, что подача нищему есть достойное христианское дело и ведет к спасению, порождала толпы нищенствующих на Руси. Не одни калеки и старицы, но люди здоровые прикидывались калеками.
…Часто дворяне и дети боярские, пострадавшие от пожара или неприятельского нашествия, просили милостыню, стыдясь заняться какою-нибудь работой. Если такому попрошаю скажут, что он здоров и может работать, дворянин обыкновенно отвечал: „Я дворянин, работать не привык; пусть за меня другие работают! Ради Христа, Пресвятыя Девы и святаго Николая Чудотворца и всех святых подайте милостыню бедному дворянину!“ Часто такие лица, наскуча просить милостыню, переменяли нищенское ремесло на воровское и разбойничье».
Вообще, прося милостыни, нищие возбуждали сострадание унизительными причитаниями, например: «Дайте мне и побейте меня. Дайте мне и убейте меня!» Другие читали нараспев духовные стихи жалобным голосом. Благочестивые люди приходили в умиление от этого рода песен. Между нищими вообще было множество злодеев, способных на всякие беззаконные дела. В XVII веке они крали детей, уродовали их, калечили руки и ноги, выкалывали глаза и, если жертвы умирали, то их хоронили в погребах, а если переживали муку, то возили по селениям, чтобы возбуждать видом их страданий участие. Случалось, что вдруг пропадет дитя, игравшее где-нибудь на улице: «его сманивали нищие, соблазняя яблоками и орехами».
И все же, несмотря на подобные случаи, нищим подавали милостыню, кормили их и одаривали старой одеждой. Особенно широко это делалось в XVII веке, после Смутного времени.
Когда началось экономическое восстановление России, с воцарением Романовых, Москва стала богатым городом. Сюда стекались товары из многих стран мира. Укреплялось русское купечество, процветали различные ремесла. А где состоятельные купцы и ремесленники – туда стягиваются и всевозможные нищие. И вполне вероятно, что разорившийся дворянин-оборванец Матвей тоже потянулся в Первопрестольную.
Может, и в самом деле аметист приносит удачу в попрошайничестве? Бывали дни, когда вдруг угасала щедрость богатых москвичей, и нищие ничего не получали. Но даже в такие проклятые для побирушек дни Матвей не оставался в накладе: что-нибудь ему да подавали.
Его товарищи, христорадничающие у церкви Никиты «за Яузой», на Швивой горке, строили жалобные мины, стонали, охали, пускали слезу, просили страдальческими голосами, но прохожие равнодушно шли мимо.
А Матвей тем временем доставал из-за пазухи аметист, целовал фиолетовый самоцвет, будто нательный крест, и снова прятал. При этом он не произносил ни слова. Нагло ухмылялся в лицо прохожим, а те все равно подавали ему монету или что-нибудь из съестного.
В неудачные для остальных нищих дни Матвей еще и куражился над товарищами:
– Чтой-то налегке вы сегодня, братцы! Кривились-куксились, а фарт мимо прошел! А вот я не знаю, как свою суму до кабака донести! Больно отяжелела за день!.. Подсобите, коли ни на что другое не пригодны…
Подобные насмешки еще больше злили нищих. Несколько раз пытались они украсть у Матвея аметист, да не удавалось. Подговаривались и залетные разбойнички. Но удачливый побирушка-дворянин умудрялся ловко ускользать от ножей и кистеней.
Однажды босяки, подкупленные нищими, крепко напоили Матвея в кабаке «Лохань», неподалеку от Швивой горки. Свалился он под лавку. А босяки – его в мешок и потащили к Яузе топить.
У берега место оказалось неглубокое. Один остался стеречь мешок с пьяным Матвеем, а двое отправились искать лодку.
Вспомнил вдруг оставшийся босяк, что позабыл снять с нищего золотую цепочку с красивым камушком, и развязал мешок. А Матвей уже пришел в себя и выжидал. Двинул он кулаком по голове обидчика и – наутек.