«…Бояре приехаша к Пречистой к соборной на площадь и собраша черных людей и начаша въпрашати: кто зажигал Москву? Они же начаша глаголати, яко княгиня Анна Глинская з своими детми и с людми волхвовала: вымала сердца человеческия да клала в воду да тою водою ездячи по Москве да кропила и оттого Москва выгорела» – так сообщалось в летописи.
Конечно, подобная причина пожара сегодня покажется нелепостью. Но в те времена немало москвичей в нее поверили. И пока городские колодцы не были очищены от порчи, воду из них не пили.
А когда в 1547 году умерло несколько человек из семейства Глинских, пошли слухи, что они «обпились» водой. Так якобы сами колодцы отомстили за свою порчу.
Осенью 1612 года Москва была освобождена от польских интервентов. Небольшой отряд разгромленных захватчиков просочился через Чертольские ворота столицы, а затем лесными тропами ушел от преследователей.
На ночевку этот отряд остановился в небольшом подмосковном селении, где-то в районе современного Рублева.
В отместку за свое поражение поляки опустошили крестьянские избы, забрали лошадей и вдобавок казнили нескольких местных жителей. А тела убитых сбросили в колодец.
В ту ночь десятилетней Агафье приснилось, будто ее призывает к себе оскверненный колодец. Не потревожив никого в избе, она тихонько вышмыгнула за порог. Прихватила с собой лишь тяжелую бадейку.
Поляки отобрали у крестьян все запасы браги и вволю залили горечь поражения. Даже ночной караул задремал от хмельного напитка.
Пробралась Агафья к колодцу, привязала к «журавлю» бадейку и зачерпнула воды. Потом отыскала оставшуюся брагу в польском обозе и разбавила ее той порченой водой.
Утром захватчики поспешно двинулись дальше прочь от Москвы. Да недолог был их путь. На первом же привале допили брагу. И начались у них мучения. Стали корчиться от боли, а ничего поделать не могут. К вечеру все скончались.
Изгнание польских интервентов из Московского Кремля в 1612 году
Узнали о том в селении, которое ограбили поляки. Мужики вернули свое добро, достали из колодца тела односельчан и стали допытываться у Агафьи, как ей удалось погубить такую ораву чужаков.
А девушка разъяснила: не ее, мол, это заслуга – колодец сам за себя отомстил.
Прошло какое-то время. Стали примечать люди, что Агафья сторонится играть с ребятней и от домашних дел отлынивает. И все ее тянет к колодцу. Могла часами глядеть в воду или просто сидеть, прислонившись к срубу.
Забеспокоилась родня: как бы девчонка не свихнулась. Но все обошлось, не помутился разум. Вот только дар у нее открылся – могла безошибочно указывать, где воду под землей искать.
Слух о том прошелся по округе. Потянулись к Агафье копатели колодцев. Даже из Москвы артели приходили. Зазывали ее в помощь. Если верить преданию, так, с годами, и стала Агафья первой, а может, и единственной на Руси женщиной-колодезницей.
Примерно в середине XVIII века на Мясницкой, неподалеку от места, где в наше время расположен Главпочтамт, был построен особняк.
Много лет он принадлежал знатному семейству Измайловых. Несколько представителей этого рода в конце XVIII столетия вступили в масонскую ложу. В доме на Мясницкой стали совершать обряды ордена «вольных каменщиков».
Для проведения мистерий Измайловы кое-что переделали в своем особняке. Одну из самых больших комнат они велели оббить черной материей, стены расписать непонятными для непосвященных именами, а в углах установить два скелета.
Даже сруб старого колодца во дворе особняка был выкрашен в черный цвет. Непонятно, зачем это понадобилось делать масонам? Ведь свои мистерии они устраивали только в доме.
Поговаривали, что колодец был возведен задолго до строительства особняка.
Через несколько лет после окончания войны с Наполеоном дом Измайловых купили богатые супруги Кусовниковы, известные всей Москве своей скупостью.
Масонские идеи им были чужды. «Черный зал» со скелетами так напугал их, что они лишь один раз вошли туда и сразу приказали заколотить его.
Кусовниковы владели участками плодородной земли не только в Подмосковье, но и в других губерниях, и получали огромные деньги от арендаторов. И при этом из-за своей жадности держали в услужении лишь одного дворника и его жену.
По Москве ходило множество слухов и анекдотов о Кусовниковых. Рассказывали, будто спят они днем, а ночью грузят в свой обшарпанный кабриолет два сундучка с деньгами и драгоценностями и до утра колесят по городу, полагая, что если ночью к ним в дом заберутся воры, то, кроме развалившейся мебели, битой и старой посуды, поношенного старого тряпья, ничего не найдут.
Гостей они почти не принимали. А если вдруг кто-то наносил им визит, то Кусовниковы принимали их при одной свече. Угощали гостя так, что второй раз навещать эту семейку он больше не решался. Порой кусовниковские обеды или ужины завершались тем, что гость прямиком отправлялся к лекарю.
Есть литературная версия, будто прообразом гоголевского Плюшкина стала именно парочка скупердяев с Мясницкой.
После двух печальных для этой четы случаев они обратили свой взор к черному колодцу.
Однажды их едва не ограбили во время ночной поездки по городу. Пресненские налетчики отобрали только часы да кошелек с мелочью. Обшарпанные сундучки в кабриолете их не заинтересовали. Но второй случай оказался более неудачным для Кусовниковых.
Как-то раз получили они крупную сумму в ассигнациях. Куда в доме спрятать несколько увесистых пачек?
В то время у дворника тяжело заболела жена. Лекарь посоветовал класть под ее кровать тлеющие древесные угли на железных листах. Ведь в доме из-за скупости хозяев всегда было холодно и сыро.
В один из жарких летних дней дворник не стал этого делать, и Кусовниковы тайком от него спрятали деньги в золу.
Когда хозяева уехали в гости, дворник достал из-под кровати железные листы, не убрав старую золу, навалил на них дрова и поджег.
Вернулись Кусовниковы, когда их деньги стали обгорать. Часть ассигнаций уже обуглилась. Крики, истерика, обмороки скупой семейки лишь веселили соседей по всей Мясницкой.
Долго не могли оправиться Кусовниковы, а когда пришли в себя, решили все свои драгоценности спрятать в заброшенном колодце. Спустили на дно сундучок с золотом, изумрудами, бриллиантами, сапфирами. Потом стали бросать в колодец камни и всякий хлам. Вскоре он был заполнен до самого сруба.
Известно, что колодцы не любят такого отношения к себе и мстят.
И пошла по Москве молва, будто после этого случая Кусовниковы в одночасье слегли и через какое-то время умерли.
В конце XIX века их особняк и сруб Черного колодца снесли, а углубление с мусором прикрыли досками. На месте дома Кусовниковых возвели новый. Он существует и поныне рядом со знаменитым «Чайным домиком» на Мясницкой.
На какое-то время о знаменитых скупердяях в Москве позабыли. Потом вдруг обыватели опомнились. Стали думать-гадать: а где же кусовниковские драгоценности?
И пошла молва о Черном колодце. Кинулись и стар и млад искать его. Да так и не нашли.
Что ж, может, в наше время кому-то повезет? Или уже повезло?..
С Иваном Александровичем я познакомился в конце шестидесятых прошлого века. Был он уже на пенсии. После фронта, с сорок шестого года, работал плотником в каком-то домостроительном комбинате. А вот до войны…
Словом, еще подростком его приняли в артель копателей колодцев. Этим делом занимались и его отец, и дед, и прадед.
– На мне оборвалась династия, – сокрушался Иван Александрович. – Наша артель до Второй мировой войны промышляла в ближних подмосковных селениях. А когда я вернулся с фронта, многие те селения слились с Москвой, заводопроводились, и наша профессия стала не нужна. Хотя кое-где еще и в столице сохранились старые колодцы. Только обветшали они, поусохли.