Сестра Михаила Варвара, в замужестве Морозова, была одной из самых известных благотворительниц в Москве
После 12 лет супружеской жизни ее муж заболел психически и умер, оставив ее молодой вдовой с тремя сыновьями, ткацкой мануфактурой в Твери и многомиллионным состоянием. Варвара Алексеевна в память о супруге передала часть своего состояния на строительство психиатрической клиники на Девичьем поле. Почти в то же время ею был создан институт для лечения раковых опухолей, в память о матери, умершей от рака. В Твери на фабрике ею были устроены театр, больница, школа, ясли, приют, которые существовали на ее средства. Перед смертью Варвара Алексеевна все паи завещала рабочим на улучшение их бытовых условий, но грянула октябрьская революция. К власти пришли новые хозяева жизни, которые объявили Варвару Хлудову хитрой предпринимательницей, которая своей благотворительностью пыталась «завуалировать свою эксплуататорскую деятельность».
По воспоминаниям Н. А. Варенцова, бесчинства Хлудова в «Стрельне» повторил бывший приказчик, Михаил Павлов из Шуи. Став текстильным фабрикантом, он на радостях разбушевался и срубил толстым поварским ножом большую пальму в уникальном зимнем саду. И на глазах компаньонов отдал Натрускину в качестве компенсации 5 тысяч рублей.
Влас Дорошевич вспоминает другой случай, о том, как московский чудак Каншин приказал запереть своих гостей в «Стрельне» на целую ночь: «В зимнем саду охоту устроили! Хорам приказали: „Спасайтесь! Это будто бы тропический лес, а вы будто бы дикие, а мы англичане. Вы бегите и кричите: „Караул!“ А мы будем на пальмы лазить и вас искать!“ Так и играли».
Иные понтеры в «Стрельне» осушали огромный аквариум и наполняли его элитным французским шампанским, а потом, под хохот собравшихся, купец и его друзья-собутыльники начинали купать в нем визжащих хористок. А затем устраивали «живые римские качели», то есть из рук в руки перебрасывали голую певичку. При «похоронах русалки» заказывали гроб, клали в него согласившуюся на это девушку, хор пел погребальные песни, а сами купцы, напившись до чертиков, искренне и от души обливались горючими слезами.
После таких дебошей бывали и удивительные находки. Так, газета «Московский листок» от 23 февраля 1902 г. сообщала: «…в ресторане „Стрельна“ в Петровском парке во дворе в куче золы одним из служащих вновь найден бриллиант, величиной с небольшую горошину, вделанный в черный серебряный ободок. Бриллиант предоставлен в полицию».
Иногда в знаменитом ресторане баловались и огнестрельным оружием. Так, 8-го января, в 5 ч. утра в ресторане «Стрельна» один из посетителей, приезжий из Сибири в форме жандармского офицера, в кабинете ресторана произвел выстрел из револьвера. Стрелявшего хотели связать и обезоружить, но он удрал. А однажды в 1911 году в «Стрельне» произошло смертоубийство, о котором очень долго судачила вся Москва. Молодой купчик Просолов застрелил здесь, в роскошном тропическом зале, свою слишком разгулявшуюся жену.
После «Стрельны» самые настырные гуляки в предрассветной темноте держали свой путь к селу Всехсвятскому (ныне – ст. метро «Сокол»), в двух верстах от Петровского парка. В этом месте их привлекали ресторации «Гурзуф» и «Жан». Там не было электричества, и трапеза всегда шла при свечах. Самые «крепкие» гуляки «добавляли» и шли играть в карты. Пижоны очень гордились, когда в городе их знакомые замечали следы бурно проведенной ими ночи – закапанные воском рукава и брюки.
Разгульное веселье и крупные кутежи проходили не только в ресторанах и трактирах, но и на загородных виллах разбогатевших купцов и предпринимателей. Дачи в Петровском парке были самыми роскошными в старой Москве, нечто вроде современных вилл и дворцов на Рублево-Успенском шоссе. Здесь была роскошная дача И.В. Морозова, загородная вилла швейцарского часового мастера Вильяма Габю, главного конкурента знаменитого Буре. Под стать модными дачам был и сам парк, предназначенный для традиционных воскресных гуляний «порядочной» или, как тогда говорили, «чистой» публики.