По квартире разносится запах специй и готовившегося мяса. Светлана медленно прошла на кухню, где стоял необычный беспорядок. На плите в её большой кастрюле булькал бульон, на столе лежали грязные ложки, вилки, тарелки. Две половинки разбитой любимой маминой чашки, валялись у мойки. Света взяла в руки дорогие ей половинки фаянса и отрешённо смотрела на них. Следом за ней на кухню вошёл Ринат.
Как ни в чём, ни бывало, с улыбкой на лице, он, шутя, ладонью хлопнул Светлану ниже пояса.
– Ничего дорогая, я тебя не обижу. Ты только комнату свою не закрывай, а я заходить буду, чередовать. А ты уж с моей Тамарочкой не ссорься, она у меня горячая. Как бы чего не вышло.
На кухню вбежала Тамара.
– Что теперь так и будешь вокруг этой крутиться?
Светлана положила на стол разбитую чашку. На столе она увидела длинный кухонный нож, по обыкновению лежащий в ящике. Сейчас он лежал около мойки и блестел своим острым лезвием. Света медленно взяла его в руку. Повернувшись лицом к Ринату, она резким движением полоснула его по горлу. Ринат двумя руками схватился за горло. Кровь брызнула сильной струёй, обливая лицо и волосы Тамары. Послышался предсмертный хрип Рината, и он замертво упал на пол.
Света ничего не слышала. Ни крика Тамары, которая вся, облитая кровью мужа, напугав своим видом детей, выскочила на лестничную площадку. Не слышала шума соседей, плача детей, криков и причитаний Тамары на непонятном соседям и ей языке.
В квартиру вошёл наряд милиции. Мужчина в штатском сделал знак товарищам, чтобы они остались за пределами кухни. Он подошёл к Свете, всё ещё держащей в руке нож.
– Всё, всё хорошо, давай положим его на место, – мужчина аккуратно взял нож из рук Светы и положил на стол. Так же осторожно он взял её за локоть и подвёл к мягкому кухонному диванчику.
– А теперь пройдём, потихоньку, потихоньку. Садись, садись.
Света послушно села на диван и потеряла сознание.
За окном стояла ночь. Света затихла. Лёля поняла, как сейчас тяжело на душе этой молодой женщины. Света достала из своей бездонной сумки фонарь и поставила его на импровизированный столик.
– Вот такая история, Лена. А теперь что? Бомж. Светка, коренная москвичка, в пятом поколении, бомж. Ни прописки, ни квартиры. Его родственники, пока я чалилась, быстро мою квартиру обменяли, а меня естественно обошли вниманием.
Светлана посмотрела на полные слёз глаза Лёли.
– Да брось ты! Подруга! Всё уже пережито и забыто. Зато память у меня ого-го! А история моя обычная. В лагере такого наслушалась. Вот там да, жизни калеченные. Жалко девчонок. А я, ничего, и у тебя всё образуется. Давай налегай! А то, я тебе своей историей весь аппетит испортила.
– Хорошо бы узнать, куда мальчики делись. Они такие хорошие, добрые. А Ванечка. У него глазки, кого-то мне напоминают. Может у меня тоже сынок или дочка есть, – грустно сказала Лёля.
Лёля, осталась у Светы в её заброшенном приюте. Без её ведома, старалась не покидать предела комнаты, и не выходила из дома. А та, словно нашла свою сестру, оберегала её от шумных соседей, собирающихся к вечеру на ночлег, от расспросов любопытных бомжих, вечно шныряющих по дому со своими грязными полосатыми сумками, набитыми необходимыми в бродячей жизни пожитками. Каждый вечер Света ложилась на принесённый откуда-то матрас, напротив дивана Лёли и они тихо вели беседы, которые как, казалось Свете, должны были вернуть память её новой подруге. Света задавала Лёле бесконечные вопросы, они гадали, кем могла работать Лёля. Света старалась выяснить, почему могла пропасть память у подруги.
– Слушай, может стресс? Подожди, а может, тебя по голове хлопнули? – Света соскочила со своего места, достала из бездонной сумки фонарик и стала проверять голову Лёли. Они выяснили, что травма была. Был удар по голове, чему свидетельствовал небольшой, но внушительный шрам на затылке.
– Надо же, а я и это забыла, – удивилась Лёля, – возможно, я в больнице лежала, как ты думаешь, Светик?
– Возможно?! Точняк! Шрамище такой! Ого-го! Слушай, а может тебя инопланетяне выкрали, забрали твою память, чтобы ты их не помнила, а потом она сама к тебе вернётся! Точняк! Я такое уже где-то слышала. А может ты работала на КГБ? – смеялась Светлана.
– Да ну тебя Света, скажешь тоже! Но одно странно, почему я могу читать, писать, и только о себе ничего не помню? Я же помню, что было вчера, странно всё это.
Так, в выяснениях и мечтах прошло несколько недель. Весна прочно вошла в Москву благоухала зеленью и обсыпала недовольных прохожих липучим тополиным пухом.