— Само собой.
— Ладно. Пойдем, вызовешь Омельченко. С тупыми я тоже умею разговаривать.
Перед тем как позвонить, Колодяжин немного помедлил. На всякий случай Мэри держала кулак «трилистником»: три согнутых средних пальца выставлены вперед. Удар получается максимально точный, сфокусированный.
Но сержант не подвел. Он действительно был не дурак.
— Мирон, чего-то мне того… — хрипло просипел он в трубку. — …Плывет всё… Голова огнем… Съел что-то, не знаю… Или болезнь какая… Вырублюсь сейчас…
И уронил трубку, чтобы стукнулась о стол. Послышался быстрый голос, говоривший что-то неразборчивое. Потом гудки.
— Сейчас прибежит. Мне что делать?
— На полу раскинься. Чтоб от двери сразу было видно.
Мэри встала сбоку от входа.
Через минуту послышался топот. Скрежет. Вошел плотный человек с таким широким загривком, что Мэри передумала бить по шейным позвонкам. Шеи у Омельченко, собственно, не было, голова росла прямо из плеч, как у кабана. Вывернула ему правую руку, сломала запястье. Хруст, крик. Проделала то же с левой рукой. Крик перешел в вопль. Это пускай. Никто кроме коридорного с первого этажа не услышит, а тому кроме этого же Омельченки звонить некому.
Тупые люди не понимают логических аргументов, но хорошо усваивают физические. Поэтому Мэри дала калеке полминутки поматериться и повыть, а когда стоны стали потише, ткнула пальцем в нервный узел под ключицей. Зажала уши. Подождала, чтобы разинутая пасть закрылась.
Спросила:
— Еще хочешь?
Замотал головой. Закрылся руками. Кисти висели, словно тряпишные.
— Сейчас мы спустимся вниз и ты вызовешь Никитича. Скажешь ему: «Позвонил Колодяжин со второго. Говорит, Восьмая померла». Повтори.
Молчит, хлопает глазами.
Мэри погрозила пальцем. Тем самым, которым нанесла удар.
— «Колодяжин докладывает. Восьмая померла», — быстро сказал Омельченко.
— Ну, можно и так. Идем.
Внизу она сама подала ему трубку. Другую руку положила на глаз, слегка надавила.
— Скажешь не то — я тебе ноготь прямо в мозг воткну.
Второй глаз, открытый, косился на нее с ужасом.
— Извиняюсь, товарищ начальник. Чэпэ у нас. Колодяжин докладывает, Восьмая померла…
— Вот зараза! Точно померла? — спросил на том конце тоненький голос.
— Не могу знать, не поднимался…
Мэри одобрительно кивнула. Боль и страх — отличное лекарство от тупости.
— Может, живая еще? Сейчас придем с Зотовым. Позвони Колодяжину, пусть искусственное дыхание попробует.
— Слушаюсь.
Рассоединился.
— Кто это Зотов?
— Главврач.
— Он же палач?
— И врач тоже.
Маленький подарок судьбы, сказала себе Мэри. Одна из радостей жизни — избавлять мироздание от особенно гнусных тварей. Собиралась избавить мироздание от липкого паука Никитича, а тут еще и этот читатель Хемингуэя в качестве бонуса.
— Не убьете? — жалобно спросил Омельченко. — Я же всё сделал, как велено.
Все-таки он был тугодум, не то что сержант. Вперед не заглядывал. Может, ему зачтут сломанные врагами руки и не расстреляют, а просто посадят. Хотя вряд ли. Очень уж крупное у НКВД выйдет «чэпэ».
— Колодяжин, этого — на второй этаж, запереть. И назад сюда. Пулей!
Успел — как раз послышался громкий голос из-за двери:
— Отпирай, Омельченко! Это мы! Отсюда я уже открыл.
Вошли двое. Мэри не увидели, она спряталась за створкой.
— Колодяжин? — удивился комендант. — А Омельченко где?
— Сам с Восьмой возится, мне не доверил, — ответил умница сержант.
«Главврача», видно, подняли с постели — он был в кальсонах и бязевой рубахе. В руке держал маленький чемоданчик.
Мэри шагнула вперед, нанесла смертельный удар под затылок. Жалко, конечно, что мерзавец, мучивший людей, сдох мгновенно и без мук. С другой стороны, если верна гипотеза о переселении душ, покойник не успел хоть чуть-чуть очистить свою карму предсмертным страданием и реинкарнируется в какое-нибудь животное низшего порядка.
Вот Никитичу шанс на частичное очищение Мэри предоставила. Сбила с ног, понажимала на разные чувствительные места, дала поорать.
Спросила:
— Еще или хватит?
— Хва… тит… — просипел комендант.
— Хочешь, чтобы я ушла и оставила тебя в покое?
— Да! Да!
Сжавшийся, подвывающий от испуга и боли человечек уже не напоминал вкрадчивого упыря, сладостно причмокивавшего при виде новой жертвы.
— Как попасть за ворота? А чтоб ты побыстрее соображал…
Она занесла палец.
— Я вас отведу! — быстро сказал Никитич. — Мне откроют! Только мне самому, больше никому! Инструкция!