— Я не умею бояться. Но умирать в двадцать три года в мои планы не входит. Я намерен узнать жизнь как можно лучше и получить от этого процесса максимум удовольствия.
— Тогда вас отныне будет интересовать то, что интересует меня, — жестко сказал генерал. — Иначе ваш процесс знакомства с жизнью продлится недолго и будет наполнен сплошными неудовольствиями.
— Ситуация, из которой нет выхода, называется «матом», — констатировал Эдди, использовав термин из японских шахмат: «цуми». — Естественно я предпочту продолжить знакомство с жизнью, даже если она приняла такой непредвиденный оборот.
— Вы легко согласились, потому что думаете: это всего лишь «о-утэ». — Генерал усмехнулся, тоже употребив термин из сёги — «шах». — Вы думаете, что просто подпишете документ о сотрудничестве, а потом, вернувшись в Америку, сообщите об этом в ваше ФБР. Увы, Рару-кун, тебе придется подтвердить серьезность намерений более надежным образом. — Он перешел с «сан» на фамильярное «кун» и с вежливого «аната» на «омаэ», самое грубое из японских «ты». — У нас в подвале сидит твой соотечественник, американский летчик, сражавшийся за Гоминьдан. Его сбили еще полгода назад, я держу его как раз для такого случая. Ты его повесишь. Под кинокамеру. Процедура неприятная, но выбирай: или вешаешь ты, или вешают тебя. Должен сказать, что это вообще принципиальный выбор жизненного Пути. Для всякого человека. — Доихара перешел на философский тон. — Жизнь суровая штука. Только такой выбор она и предоставляет: или ты, или тебя. Может быть когда-нибудь в светлом будущем, когда Восемь Углов Мира объединятся под Одной Крышей и войны уйдут в прошлое, правила изменятся, но пока дела обстоят так. У меня нет сомнений, чтó ты выберешь. Но интересно будет посмотреть, насколько ты будешь тверд. Предварительно, по агентурным данным, я был уверен, что ты — изнеженный слабак, но сейчас уже не знаю. Ты отлично держишься. Если заключать пари, я поставлю на то, что ты вздернешь соотечественника без сантиментов. И потом, когда войдешь во вкус интересной игры, к которой я тебя приобщаю, будешь мне благодарен за этот экзамен. Мы отлично поработаем вместе. Кстати об играх. В досье написано, что ты хорошо играешь в сёги. Я тоже люблю эту игру, она построена на той же логике, что диверсионно-разведывательная работа. А кроме того манера игры в сёги отлично раскрывает природу человека и уровень его интеллекта. Сыграем?
Удивительный генерал встал, вынул из стола лакированную шкатулку.
Расстелил парчовое поле с клетками, расставил фигурки с вырезанными иероглифами.
Стиль игры у Доихары был агрессивный, нахрапистый, насчет раскрытия природы он не ошибся. Эдди без труда заманил неосторожного противника в ловушку и поставил «цуми» на двадцать первом ходу.
Любопытно, что большой человек разозлился и, кажется, раззадорился — особенно тем, что мат застал его врасплох. Не привык проигрывать.
— Что ж, интеллект у тебя острый, — сказал он, покусывая нижнюю губу. Лицо раскраснелось, глаза прищурились. — Но мы, японцы, выше ума ценим иное качество: бесстрашие. Сыграем-ка в другую игру. Заодно проверим твою атараксию…
Он вынул из кармана маленький «кольт-детектив-спешл». Откинул барабан, высыпал пять патронов, один оставил.
— Когда я был в Сибири во время русской гражданской войны, один белый офицер, мой подчиненный, показал мне отличную штуку. Его должны были отдать под трибунал за проступок. А он говорит: «У нас в полку в таких случаях офицера прощали, если он сыграет в «уранскую руретку».
— Какую рулетку? — переспросил Эдди, поняв второе слово, но не первое.
— Уранскую. Офицер был уран.
— А, улан.
— Он взял револьвер, оставил один патрон, покрутил барабан, приставил к виску и нажал спуск. Мне так понравилась эта бесстрашная игра с судьбой, что я отменил трибунал. С тех пор иногда я и сам играю в уланскую рулетку. Просто чтобы испытать крепость нервов. И чтобы проверить, не отвернулась ли от меня судьба. Это мой наркотик. Сыграем?
Ларр с изумлением смотрел на генерала — полоумный он или просто рисуется? Не всерьез же это!
— Думаешь шучу? — оскалил зубы Доихара. Его лицо из красного стало белым.
И полоумный, и рисуется, но всерьез, понял Эдди.
Генерал вертанул барабан, вскинул руку, приложил дуло ко лбу. Щелкнул курок.
Суженные глаза затуманились счастьем.
— Ии нааа, — пропел сумасшедший. («Хорошо-о-о»). — Только в такие моменты ощущаешь жизнь по-настоящему. Ты, может, думаешь, я холостой патрон вложил?