Мэри упражнялась до глубокой ночи. Слопала два фунта — аж подташнивает.
Решила прогуляться, подышать воздухом. А заодно отработать стрельбу в темноте.
Она всегда любила ночь. Все спят, никто не докучает.
Первые пять лет жизни, когда Мэри еще была Марусей и жила в России, она провела в полусне. Ничего из той поры не помнила, совсем. Будто действительно проспала. А потом вдруг проснулась. И первое, что увидела — одутловатое пучеглазое лицо с яростным взглядом, всверливавшимся прямо в душу. Мать рассказывала, что пятилетней ее водили к знаменитому медиуму госпоже Блаватской, и та пробудила сознание странного ребенка. Маруся заговорила, стала обычной девочкой. Ну, может быть, не вполне обычной, но по крайней мере не сомнамбулой.
Должно быть, за те пять лет Мэри выспалась на всю последующую жизнь. Во всяком случае, никогда потом не спала ночь напролет, как другие. Засыпала — глухо, без сновидений — несколько раз в день, максимум на четверть часа, и всё, для отдыха хватало. Сутки принадлежали ей целиком, без остатка. И самым лучшим временем была ночь.
Она идет по тихой богатенькой улице. С обеих сторон ограды, за ними сады, чернеют крыши чопорных особняков. Луна то выглядывает из-за серых туч, то скрывается.
У Мэри в руке пневматический «смит-вессон». Вот желтый луч осветил афишу на тумбе. На афише изображена танцовщица. Чпок-чпок-чпок-чпок-чпок-чпок. У танцовщицы вокруг головы аккуратным полукругом шесть маленьких дырочек.
Девочка довольна. Вставляет пульки. Идет дальше. Застывает.
Впереди справа на ограде темная фигура.
Снова выглянула луна. Отчетливо видно черную повязку наискось — человек одноглаз. За спиной у него пустой мешок. В руке то ли молоток, то ли топор.
Исчез. Спрыгнул.
Мэри стискивает зубы. Она ненавидит ночных грабителей. Такой же гад пять лет назад залез к ним, убил мать и превратил Марусю Ларцеву в Мэри Ларр, навечно одну на свете.
Она карабкается по изгороди, цепляясь за железные прутья. Смотрит во двор.
Двухэтажный дом. Стены заросли плющом. Внизу два окна светятся.
Черная тень приникает к левому подсвеченному прямоугольнику, минуту остается неподвижной. Потом делает движение. Створка незапертого окна качнулась.
Это не вор, это именно грабитель, думает Мэри. Вор залез бы в темное окно.
Она перебегает через открытое пространство, тоже заглядывает внутрь.
Видит книжные полки, поднимающиеся до самого потолка. На столе оранжевым полушарием светится лампа под абажуром. В кресле с высокой спинкой грузная старуха, обложенная подушками. На седых волосах поигрывают серебряные блики.
— Гляди, что у меня, старая карга, — слышится хриплый, приглушенный голос. — Пикнешь — проломлю башку.
В занесенной руке большой молоток на длинной ручке.
— Какой приятный подарок кармы, — говорит глубокий грудной голос, очень спокойный, с иностранным акцентом. Голос кажется девочке смутно знакомым. Где-то она его уже слышала? — Бейте в висок, если вас не затруднит. И посильней. Мритьормукшия ма’мритат…
Какое мне до этого дело, говорит себе девочка. Правило, по которому она до сих пор жила и благодаря которому выжила — mind your own business[1]. Хочет уйти, чтобы не видеть, как молоток проломит седую голову. Но в это время грабитель с рычанием хватает старуху за воротник, притягивает к себе, и ее лицо попадает в круг света.
Мэри отшатывается.
Это то самое лицо! Первое, которое она увидела, когда очнулась после пятилетнего сна. Горящие глаза навыкате не спутаешь. И голос — вот почему он показался знакомым. Когда-то он произнес: «Сядь рядом со мной, детка», Маруся ощутила сильное, очень неприятное притяжение, разозлилась — и проснулась. Начала жить.
Взгляд Е.Б.
Не пытаясь разгадать загадку, не раздумывая, она лезет через подоконник, соскакивает на пол.
Кричит:
— Эй, ублюдок! У меня «смит-вессон». Я стреляю без промаха.
Грабитель ошарашенно смотрит на пигалицу, на револьвер в тонкой руке. Небритая рожа скалится, единственный глаз сощуривается.
— С таким дулом только горохом стрелять. Дай-ка сюда свою пукалку.
Мэри стреляет в глаз. Глаз делается красным. Раненый зажимает лицо ладонью. Громко орет.
— Я ослеп! Ослеп! А-а-а!
Через минуту вбегают люди, много людей. Мужчины, женщины. Кто-то в халате, кто-то в исподнем.
Испуганные и взволнованные возгласы, вопросы. «Кто этот человек?». «Как ты сюда попала, девочка?». «Боже, он ранен!». «Святой Шива, у нее оружие!». Но большинство собираются возле старухи, наперебой спрашивают, в порядке ли она и что происходит.