В четвертую ночь Мэри установила домашний адрес Жильцовой, очень просто. Сидела не в гастрономе, а в новоугнанной «эмке». Дождалась, когда, перед самым рассветом выйдет подопечная, проводила «бьюик» до красивого дома на улице Маркса и Энгельса. Жильцова попрощалась с шофером за руку. Свет нигде не зажегся, стало быть квартира выходит окнами на другую сторону, во двор. Какой номер — непонятно.
В подъезде, на первом этаже кто-то сидел. Круглосуточное дежурство. Так просто не проникнешь.
Ладно, пусть камень поварится еще денек.
Наутро, дождавшись, когда капитан госбезопасности уедет на службу, Мэри зашла в подъезд, сказала консьержке, верней «вахтеру» (на табличке было написано «вахтпункт»):
— Пакет для товарища Жильцовой.
Купила пакет в писчебумажном магазине, надписала крупными печатными буквами.
— Нету ее. Ложьте на стол. Вернется — передам, — сказала суровая тетка в беретке.
За спиной у нее деревянная полка. Конверт лег в ячейку 21. Вот и номер квартиры.
— Извиняюсь, гражданка. Где у вас тут уборная? — спросила Мэри.
— В домуправлении, первый подъезд. Но посторонних не пускают. Около метро есть, туда иди.
— Ага.
Еще два с половиной часа африканского терпения. Потом тетке самой понадобилось откликнуться на зов природы. Подъезд она заперла на ключ, но это были пустяки, два поворота универсальной отмычкой из походного набора Пруденс Линкольн.
Дверь в квартиру 21 была защищена от проникновения ненамного сложней. Простодушная ниточка в верхнем углу. Делается так: нижний кончик аккуратно отлепляешь, намазываешь клеем (он в наборе тоже имелся, а как же). Когда дверь закроется, кончик опустится и снова присохнет.
Времени было много. Мэри изучила обиталище занимательной мисс Ж. безо всякой торопливости, основательно.
Несколько скорректировала первоначальную оценку. Место обитания, даже такое намеренно обезличенное — ни альбома с фотографиями, ни личных писем — сообщает о человеке не меньше, чем его внешний вид и личное общение.
Подбор книг на полках, например, был красноречив. Художественной прозы ноль (прагматизм), марксистской литературы тоже нет (не фанатичка). Есть справочники, словари, инструкция по новейшей японской гимнастике макко-хо (может быть, владеет навыками рукопашного боя — надо это учесть), «Здоровое питание», «Правильное дыхание» и еще несколько пособий в том же духе (хочет долго жить — отлично).
Что еще сообщила квартира о Вере Жильцовой? Она постоянно настороже, никогда не расслабляется. До маниакальности аккуратна. Судя по вскрытой и наполовину пустой коробке противозачаточных диафрагм (made in USA), ведет активную женскую жизнь, но, если и есть постоянный любовник, никаких следов его посещений не обнаруживается. Интимные свидания происходят не здесь.
Подобного рода сведений Мэри собрала много — словно прочитала о Вере Сергеевне Жильцовой целый трактат. И поняла, как с нею нужно разговаривать, чтоб сэкономить время и добиться нужного результата.
Успела и отдохнуть, и «кино» посмотреть, и спланировать, как будет эвакуироваться из СССР. По предварительному плану, в случае перехода на нелегальное положение, приготовлены два «коридора»: северный (на латвийской границе) и южный (на румынской). Пожалуй, через латвийский удобней.
Что касается Пруденс, ее переправят в контейнере с дипломатическими пломбами.
Жильцова вернулась домой в половине четвертого пополуночи.
Вскрыла конверт, прочла записку. Пробормотала:
— Это еще что?
Тогда Мэри вышла из-за большущего шкафа-гардероба (внутри — впечатляющий набор дамских туалетов очень недурного, а для советской гражданки даже превосходного вкуса). Сказала то же самое, что было написано в записке, по-русски:
— Продолжим нашу беседу?
Капитан посмотрела на дуло «беретты», потом в глаза Мэри. Веки дрогнули, сузились. Зрачки расширились. После секундной заминки очень быстро произнесла:
— Вы чего-то от меня хотите, иначе сразу убили бы. Я всё сделаю, отвечу на любые вопросы. При условии, что вы оставите меня в живых. Я хотела сделать вас своим агентом. Теперь готова быть вашим.