Как только старуха начинает говорить, все умолкают.
— Это наш новый брат. Он ослеп. Позаботьтесь о нем: обработайте рану. Думаю, он останется здесь. Вряд ли ему есть куда пойти. А это — та, кому я передам Белый Лотос.
Поворачиваются к Мэри. Смотрят. На лицах — и мужских, и женских — одинаковое выражение благоговейного изумления.
— Уведите раненого и оставьте нас вдвоем, — велит старуха. — И не беспокойтесь. Мне не хуже, чем было раньше.
Она манит Мэри к себе. В комнате никого кроме них нет.
— Я тебя сразу узнала, — говорит старуха. — По родинке. Это «Лун-янь», Драконова Мета. Я читала в китайской священной книге, что у некоторых людей, очень редко, точка «Дантянь» совпадает с «Лун-янь» и наносится прямо на чело. Помню, как ты назвала меня «дурой». — Тихий смех. — Когда я увидела этого несчастного с молотком в руке, я подумала, что карма дарит мне быструю смерть. А настоящий дар кармы, последний, это ты. У меня мало сил и мало времени. Мое сердце бьется неровно, скоро оно остановится. Поэтому не перебивай и слушай. Что успею сказать — скажу.
Она говорит час или полтора, с паузами. Паузы всё чаще и длиннее, голос всё слабее. Мэри мало что понимает, но потом, годы спустя, овладев практикой воскрешения памяти, восстановит каждое слово.
Наконец, обессилев, Блаватская шепотом просит позвонить в колокольчик.
Люди входят сразу же. Должно быть, они стояли за дверью.
— Это моя преемница, — шепчет умирающая. — Объясните ей то, чего я не успела. Научите всему. А потом она научит вас…
Суета. Резкий запах камфоры. Кто-то всхлипывает, кто-то запевает странную, подвывающую молитву.
— Мадам, вы молчите уже три минуты. Мы ждем, — с неудовольствием сказал мистер Селдом.
Мэри объяснила:
— Это восточная методика, позволяющая восстанавливать эпизоды из прошлого. Она работает безотказно, но требует некоторого времени и полной тишины.
— Хорошо-хорошо, — кивнул мистер Фитцрой. — Концентрируйте память. Это очень важно.
Мэри не вернулась в майскую ночь 1891 года, но еще некоторое время думала про Е.Б. и про братство «Белого Лотоса», сообщество людей, постигающих Божественную Мудрость. «Белый Лотос» — это невидимый огонь. Он исходит от Учительницы, ярко озаряя путь ученикам. Передача Белого Лотоса преемнице называется «шактипат». После того как Е.Б. ушла, ее старшая ученица Анна объяснила девочке-циркачке и это, и многое другое.
Но Мэри не хотела никому озарять путь. Она хотела быть одна, и темнота ей нравилась больше яркого света.
— Забери этот ваш Лотос себе, — сказала она Анне. — Делай с ним что хочешь. Считай, что у нас с тобой произошел этот, как его, шактипат.
В братстве никого ни к чему не принуждают и даже не принято уговаривать. Считается, что свобода воли и выбора — главная драгоценность бытия. Поэтому Анна просто поклонилась и произнесла слова благодарности.
В последующие годы Мэри не теряла связи с братством. Она многому научилась благодаря им. Ее не интересовали теософские мудрствования и духовные поиски — только полезные практики Востока. И каждый год накануне Дня Белого Лотоса, годовщины ухода Е.Б., сначала Анна, а потом ее преемница спрашивали, не передумала ли Мэри, не готова ли она возглавить братство.
В сороковой юбилей великого события, в Лондоне, в том же самом особняке на Авеню-роуд, состоялось Большое Поминание. Мэри находилась в Англии по делам агентства и тоже пришла. Там и состоялась встреча, подробности которой сейчас нужно было вспомнить.
Со второй попытки стимуляция точки «Дантянь» включила «кино», которое требовалось.
Мэри переместилась на семь лет назад, в 8 мая 1931 года. Увидела большую сумеречную гостиную. Свет исходит только от лампадки перед портретом Е.Б. Вместо людей — силуэты. Вместо лиц — светлые пятна. Запах курений. Играет индийская флейта. Все переговариваются очень тихо, вполголоса.
Мэри смотрит на портрет, вспоминает Е.Б. Вернее — одно из наставлений, услышанных в ту ночь. Девочка была слишком юна и глупа, чтобы понять смысл сказанного, но глубинная память сохраняет всё. Зерно произрастет, только если упадет на почву, готовую ее принять, — и в правильное время года.
«Живи, как дерево, — сказала Е.Б. — Это основной закон жизни. Есть время набухать почкам, время распускаться листьям, время созревать плодам и время им падать. Не торопи свое дерево, но и не отставай от его роста. Только тогда ты проживешь жизнь сполна».
Мэри Ларр, которой скоро исполнится 56 лет, смотрит на портрет и думает: я перестала быть женщиной, я больше не чувствую любовной тяги, во мне высохла шакти, но это не потеря, а приобретение. Я больше не женщина, я полноценный хомо сапиенс, избавившийся от зависимости. Мне не нужно подпитываться энергией мужчины. Я — дерево в ноябре. Листья опали, ветки голые. Но это значит, что мне нечего терять. Любой ураган мне нипочем. Разве что ударит молния. Но молния в меня уже попадала, и я осталась жива…