В ГПУ и позднее в НКВД креативный чекист возглавлял Спецотдел, полуавтономную структуру, которая помимо всякой текущей работы (той же шифровки-дешифровки) занималась научными и квазинаучными исследованиями. Здесь у Бокия появилась возможность свободно предаваться экзотическим увлечениям. Чем он только не увлекался! Парапсихологией и медиумами, масонскими традициями и розенкрейцерами, астрономией и астрологией, «нейроэнергетикой» и восточной эзотерикой. К последней его приобщил «научный консультант» Барченко (о нем речь впереди).
Когда после убийства Кирова Сталину понадобилось превратить НКВД в машину массового террора, возник спрос на чекистов иного рода: не отвлекающихся от палаческой работы на всякую чушь. Бокии и прочие Аграновы вышли из моды, исчерпали свою ценность. В отставку исчерпавших ценность начальников тогда не отправляли, с точки зрения Сталина практичнее было сделать из них пример для устрашения — особенно в учреждении, которое ведало Страхом.
Комиссара госбезопасности Бокия забрали во время первой волны Большого Террора, одновременно с Тухачевским. Арест произвел — прямо на работе — ежовский заместитель Бельский, которого, в свою очередь, вскоре вытеснит Фриновский.
По диковинному обвинению в создании «тайной масонской организации» (не вполне высосанному из пальца, поскольку какой-то масонскообразный кружок вокруг Спецотдела действительно образовался) и классическому обвинению в шпионаже Бокия расстреляли.
Бокий иногда совершал секретные поездки по таинственным делам и, по версии следствия, поддерживал отношения с британской разведкой. Насчет разведки, конечно, чушь, однако предположение о том, что Глеб Иванович мог конспиративно наведаться в Лондон на юбилей Елены Блаватской, не столь уж фантастично.
Интересный консультант Барченко
Вергилием, водившим любознательного чекистского начальника Бокия по темным закоулкам эзотерического мира, был некий Александр Барченко. Они сблизились в середине двадцатых на почве всяческих потусторонних интересов.
Александр Васильевич разбирался в мистике намного лучше, обладал даром убеждения, а также — многие пишут — незаурядными гипнотизерскими и даже телепатическими способностями.
Некоторые мемуаристы считают его шарлатаном и мистификатором, но такое обвинение применительно к писателю несправедливо. Все писатели — шарлатаны и мистификаторы.
Александр Васильевич еще в юности побывал в Индии (он вообще объездил полсвета) и на всю жизнь увлекся мечтой о Шамбале, таинственном месте, где сосредоточена энергия мироздания. В кругах тогдашних мистиков считалось, что секретом пути в Шамбалу владела Елена Блаватская, наследие которой Барченко усердно штудировал.
До революции он зарабатывал на пропитание хиромантией и спиритизмом, а также публиковал, без большого читательского успеха, беллетристику. Герой романа «Доктор Черный» одиннадцать лет просидел в тибетской пещере, где постиг множество тайн, которыми собирается озарить человечество.
В старой России Александра Барченко всерьез никто не принимал. Но когда возник Новый Мир и во власти вместо скучных чиновников оказались пламенные революционеры, перед революционером от науки открылись невиданные возможности.
Сначала он проводит экспедиции в «места силы» внутри страны. Изучает шаманический массовый гипноз у народов Севера, исследует пещеры в поисках исчезнувших цивилизаций, руководит «нейроэнергетической лабораторией» (это уже под покровительством Бокия) — одним словом, ведет очень увлекательную жизнь.
Главной мечтой и главным проектом Барченко становится экспедиция в Тибет — для поисков Шамбалы. В те времена, в конце двадцатых и начале тридцатых, мистикой и оккультизмом увлекались очень серьезные и даже страшные политические силы. После мировой войны мир немножко сошел с ума, многое прежде невообразимое теперь считалось возможным. Поисками Шамбалы занимались и германские нацисты — в 1938 году (то есть как раз во время действия романа) они даже снарядили научную миссию, которая целый год искала Шамбалу и не нашла, но зато привезла фюреру в подарок тибетского мастифа.