— Тося, — сказал Николай, — мать говорит, чтобы ты в субботу на дачу к нам приехала.
Антонина ждала этого предложения, но не так скоро. Суббота ведь уже завтра.
— Ты чего молчишь? — забеспокоился Николай.
— Боюсь, — призналась Антонина.
— Чего бояться-то? — удивился Николай.
— Страшно…
Как ему объяснить? К ней будут присматриваться, прислушиваться, как ответит, что скажет. Она знала, что его родители — заводские рабочие, но они москвичи, уже давно, с довоенных времен. А она почти деревенская, Красногородск только недавно стал называться городом, а раньше был поселок Красногородск.
— Знаешь что, — решил Николай, — захвати на первый раз девчонок, чтобы веселее было. Да и им на пользу, свежим воздухом подышат.
Антонина обрадовалась. С подругами не страшно. И поддержат, и прикроют, и самой не надо про себя рассказывать, про нее расскажут все самое хорошее. А плохого и не было. Себя соблюдала, парней не подпускала, даже не целовалась ни с кем. Они дошли до остановки. Подъехал автобус, как обычно, переполненный. Один из парней на остановке поцеловал девушку. У них это получилось легко и складно. И Антонина решилась тоже. Она коснулась губами щеки Николая, которая оказалась очень колючей. Николай заулыбался, обнял ее, ткнулся губами в ее нос. Потом ухватился за поручни, втиснулся в автобус, оглянулся, попытался помахать ей рукой. У него это не очень-то получилось, его уже сжали со всех сторон. Антонина тоже помахала рукой не очень умело и оглянулась, смущаясь, но никто на нее не смотрел.
Антонина шла между блочных пятиэтажек, посматривая в окна первых этажей. Скоро и она будет жить в точно таком же доме. У них с Николаем будет своя, отдельная комната. Как у них все получится в первую ночь? Но у всех же как-то получается. Все-таки надо поговорить с Полиной, как себя вести, что позволять, а чего не позволять. Николаю, наверное, старшие мужики уже все рассказали и объяснили, мужики ведь откровеннее друг с другом.
В субботу девушки встали пораньше. В душевой еще никого не было — в выходные все отсыпались. Выходным днем суббота стала недавно, рабочий люд привык управляться со своими делами за воскресенье, и поэтому еще один свободный день казался праздником.
Подруги погладили платья, позавтракали яичницей. Обычно завтрак готовила Антонина, но в этот раз ее освободили, и завтраком занималась Катерина. Людмила уложила Антонине косы, предложила покрыть ногти лаком, но Антонина отказалась. Она каждую минуту выскакивала в коридор и смотрела через окно на дорогу. Наконец увидела, что возле общежития остановился «Москвич», из него вышел Николай, оглядел себя, подтянул брюки и двинулся к подъезду.
— Приехал! — сообщила Антонина. — Можем идти!
— Пусть поднимется, — попросила Людмила. — Не будем показывать, что мы его ждем. — И она раскрыла книгу.
Николай вошел, поздоровался.
— Мы готовы! — тут же сказала Антонина.
— Не совсем, — поправила ее Людмила. — Но сейчас будем.
Она отложила книгу, осмотрела себя в зеркальце, подкрасила губы и наконец разрешила:
— Можем идти.
Когда они проходили мимо вахтерши, зазвонил телефон.
— Общежитие слушает, — ответила вахтерша. — Кого? — переспросила она. — Людмилу?
Людмила мгновенно оказалась рядом, выхватила трубку.
— Да! Кто? Рудольф, с телевидения? Помню, конечно! Это у нас бабушка шутница. К нам сейчас гости из Риги приехали, так она нашу квартиру общежитием стала называть.
Вести разговор при Николае ей было явно неудобно, она махнула рукой в сторону двери, подруги поняли, но Николай не стронулся с места и слушал подчеркнуто заинтересованно, даже ладонь к уху приложил.
— Нет, сегодня не могу, — продолжала Людмила, уже с вызовом глядя на Николая. — Сейчас мы всей семьей на дачу едем. По какой дороге?
Людмила лихорадочно соображала.
— По асфальтированной, — подсказал Николай.
— По Дмитровке, — нашлась Людмила. — Пока, Рудик, папа торопит. Извини, он такой зануда, вечно ворчит. Я до сих пор не могу понять, как за него замуж можно было выйти. — Она уставилась на Николая и, положив трубку, сказала: — Это я про тебя.
— Побрякушка ты, — беззлобно ответил Николай.
— Не учи меня жить, а лучше помоги материально. — И Людмила двинулась к выходу.
Возле подъезда стоял «Москвич» выпуска первых послевоенных лет — точная копия немецкого автомобиля «опель-олимпия». На конвейере автозавода, у которого еще недавно стояла Людмила, уже собирали другую модель — советскую.