В холодильнике на Садовой Людмила обнаружила антрекоты. Делала она все быстро и аккуратно. Через несколько минут они уже сидели за столом, Еровшин открыл бутылку виски, бросил в стакан кубики льда. Она уже привыкла пить виски со льдом. Еще в библиотеке Людмила решила провести с ним решительный разговор. Еровшин уже улыбался, значит, через несколько минут предложит ей перейти в спальню.
— Надо поговорить, — сказала она.
— Поговорим потом, — предложил Еровшин. — Мне все равно будет нужна получасовая передышка.
— Поговорим сейчас, — не согласилась Людмила.
— Что ж, поговорим, — нехотя согласился Еровшин.
— Я хочу выйти замуж.
— Все хотят, — заметил Еровшин.
Она знала, что своими репликами Еровшин самый серьезный разговор может перевести в несерьезный. Он мог высмеять, нагрубить, а если не хотел отвечать, то начинал вдруг пересказывать, о чем он сегодня читал в газетах. Или мог спросить о какой-нибудь улице, которую Людмила наверняка не знала, и, получив отрицательный ответ, начинал подробно рассказывать — ее историю, какие дома на ней, когда и кем они построены, и сбить его было совершенно невозможно.
— Мне пора замуж, — произнесла Людмила. — Я хочу родить ребенка.
Людмила ожидала вопросов или реплики Еровшина, но он молчал. Так они помолчали несколько минут, и наконец Еровшин сказал:
— Это естественное желание. Если есть за кого, выходи.
— Конечно, есть, но всякая шелупонь… Может быть, ты мне поможешь?
— Давай досье. То есть подробности.
— Я бы хотела выйти замуж за солидного обеспеченного человека, с квартирой, с хорошей зарплатой, чтобы не надо было несколько лет копить деньги на телевизор, на стиральную машину, на холодильник… Короче, я бы вышла замуж за кого-нибудь из твоей конторы, но в наших отношениях ничего не изменилось бы. Мы так же встречались бы.
— Нет, мы бы не встречались.
— Почему?
— Я обычно не встречаюсь с замужними женщинами.
— Почему? Мужики говорят, что это, наоборот, удобно, никакой опасности, что тебя хотят женить, к тому же меньше вероятность подхватить венерическую болезнь. Сейчас же жуть что происходит. Как только стали пускать иностранцев, кривая роста заболеваний венерическими болезнями резко возросла.
— А ты откуда знаешь?
— Нам в общежитии лекцию читали. И предостерегали, что обязательно надо остерегаться негров. И это никакой не расизм, просто Африка еще очень дикая, и у них не соблюдают элементарных правил гигиены. Послушай, но у тебя же есть какие-нибудь хорошие знакомые, познакомь меня. Может быть, я понравлюсь.
— Ты понравишься. Но знакомить я тебя не буду. Это твои проблемы. Я не имею отношений с замужними женщинами. Как показывает опыт, это всегда кончается скандалами. Особенно в нашей сфере. Потому что мои знакомые обычно совсем не глупы и очень наблюдательны. Если у меня сотрудник не может обнаружить, что жена ему изменяет, я таких отчисляю. Какой из него тогда чекист? Давай решим так: твое замужество — твои проблемы, и ты их решишь сама. Конечно, когда-нибудь ты бросишь меня. Мне бы хотелось, чтобы это случилось как можно позднее, но тут уж как судьба повернет.
— И ты смиришься, если меня от тебя кто-то уведет?
— Конечно, не смирюсь. — Еровшин совсем не шутил. — Я сделаю все, чтобы у него это не получилось, но, если будет большая любовь, я отступлюсь. Но я хотел бы поговорить с тобой о другом. Собираешься ли ты учиться дальше?
— Не собираюсь.
— Почему?
— Не хочу. Неинтересно. Вот Катька хочет стать инженером-технологом. Это же сплошная головная боль — работать на заводе и ругаться с работягами. Учительницей я тоже не хочу. Тупых учеников я бы уж точно лупила по головам. А кем еще?
— Ты же способная. Приметливая, наблюдательная, легко сходишься с людьми, можешь притворяться дурочкой, можешь вешать лапшу на уши. Иди учиться в вечернюю школу.
— А потом?
— А потом я тебя устрою в одно из наших учебных заведений.
— На шпионку учиться, что ли? — усмехнулась Людмила. — Да меня сразу определят, что я псковская, ты же определил сразу.
— Ты могла бы стать юристом. А уж работу я тебе подыскал бы.
— Не хочу. Хочу замуж, хочу родить детей, хочу, чтобы меня любил муж…
— И чтобы он был высокий, богатый и молодой, — добавил Еровшин, смеясь. — Иди, стели постель.