— Небольшая нестыковочка получается. Они же москвичи и по номеру телефона сразу определяют район.
— Все просто, — мгновенно нашлась Людмила. — Мы поссорились с отцом-академиком и переехали к бабушке. А теперь помирились и переехали в родную квартиру. Это вполне объяснимо.
— Что-то у академика слишком молодые дочери! — продолжала сомневаться Катерина.
— Бывает, — возразила Людмила. — От второго брака. Академики, как известно, бросают старых жен и женятся на молодых. Мы вполне могли бы быть дочерьми Изабеллы.
— Академику шестьдесят два года. Сколько же лет его матери, твоей бабушке значит? — спросила Катерина.
— Восемьдесят. Раньше рожать в восемнадцать лет было почти нормой. А могла и в семнадцать, — тут же посчитала Людмила и похвалила Катерину: — Ты молоток! Все предусматриваешь. Один мой знакомый советовал мне учиться на юриста, мол, я приметливая. Он тебя не знал. Вот уж кто приметливая! Все учитываешь, поэтому ты так хорошо в станках разбираешься. Значит, решаем так. Я старшая дочь, ты моя младшая сестра.
— Я тебя старше на полгода, — возразила Катерина.
— Я увереннее тебя держусь, а уверенные всегда выглядят старше.
— Понятно. Вот только почему одна дочь академика работает штамповщицей на галантерейной фабрике, а другая — формовщицей на хлебозаводе?
— Да ничего подобного! — тут же отреагировала Людмила. — Я учусь в медицинском, специализируюсь по психиатрии, а ты на первом курсе своего химико-технологического.
— А зачем это вранье? — не поняла Катерина.
— Понимаешь, насколько я разбираюсь в жизни, мужчины предпочитают жен с интеллигентными профессиями. Врач, например, — в белом халате, ручки чистые, если надо, сама всю семью вылечит. Или учительница музыки. И романтично, и приличные деньги можно зарабатывать, если давать частные уроки. Сейчас все на музыке помешались. В магазинах на пианино в очередь записываются. А вот инженерша, строительница, хотя и с высшим образованием, котируются значительно ниже. Работа грубая, не женская. К тому же от такой жены у интеллигентного мужчины комплексы развиваются. Он гвоздя вбить не может, а она все может. Химик вполне годится, хотя и не очень понятно — ясно только, что в белом халате, пробирки там всякие, реторты. Очень престижная профессия, конечно, художник-модельер, но, боюсь, без подготовки ты не справишься.
— А ты как психиатр справишься? — усмехнулась Катерина.
— Конечно, — подтвердила Людмила. — Я же все-таки полгода санитаркой в психбольнице работала. Я им такие истории из жизни рассказываю, что они сами шизеют. Пойми, главное — вызвать первоначальный интерес к себе.
— Но потом же все равно все раскроется, — заметила Катерина.
— Ничего не раскроется, все продумано. Во-первых, я могу снова рассориться с папой-академиком и снова переселиться «к бабушке» в общежитие. Он делает мне предложение, я переезжаю к нему, а куда я каждое утро езжу — на хлебозавод или в институт, очень быстро не определишь. Так какое-то время тяну, беременею, рожаю ребенка. И тогда — какая ему разница, кем я была когда-то. Когда он все узнает, будет поздно. Он уже привык, ребенка обожает, без меня жизни себе не представляет, еще и сам прощения просить будет.
— За что?
— К тому времени найдется за что, — рассмеялась Людмила. — Как сейчас, наверное, академик вымаливает прощение у Изабеллы.
— Нет, — сказала Катерина. — Не буду я представляться дочкой академика.
— Ладно, — согласилась Людмила. — Тогда я представлю тебя как нашу домработницу.
Катерина не обиделась, пыталась представить ситуацию, в какой она может оказаться уже завтра.
— Ну какая я дочка академика? Не видно, что ли, что я псковская?
— Уже не видно, — возразила Людмила. — За год псковский говор у тебя почти исчез. Выдают человека два обстоятельства: если он неправильно ставит ударения в словах — а с этим у тебя все нормально — и если задает глупые вопросы. Но ты глупых вопросов не задаешь.
— Иногда все-таки могу ляпнуть такое! — Катерина старалась быть к себе объективной; если уж соглашаться играть роль дочери академика, надо все продумать.
— Ну и ляпай, — заявила Людмила авторитетно. — Но ляпай уверенно. Тогда это называется точкой зрения. Иногда такую глупость услышишь, а оказывается — точка зрения. Вот некоторые считают меня хамоватой.
— Так и есть, — согласилась Катерина.
— А вот и нет! Это называется эксцентричностью. На этом я стою.
— А на чем мне стоять?
— Тебе? — Людмила задумалась. — Тебе — бить в лоб.