— Рачков.
— Он ее держит на общем, берет ее проход поаппетитней: ножки, бедра, зритель это любит. Потом с третьей я ее возьму крупно. — Режиссер посмотрела на Катерину. — Скажешь несколько слов.
— Я не знаю, что говорить, — Катерина даже не испугалась. Она искала выход, понимая, что Рудольф не должен ее увидеть.
Как только телевизионщики уедут с фабрики, она позвонит ему, они встретятся вечером у памятника Пушкину, и она все ему расскажет.
— Я не знаю, что говорить, — повторила Катерина. — Я двух слов связать не могу.
— А тебе и говорить не надо, — возразила режиссер. — Тебя спросят, а ты ответишь.
— А что спросят?
— Ну, например, нравится ли тебе здесь работать? — уже раздражилась режиссер.
— А мне не нравится, — ответила Катерина.
— А чего работаешь?
— Потому что место в общежитии дали.
— Ну, решайте сами. — Режиссер повернулась к Ледневу: — Не мне, вам отвечать. Я выдам в эфир все, что она скажет, но что потом скажут вам, не знаю. — И режиссер вышла из кабинета.
Тут Катерина впервые увидела растерянного Леднева.
— Мне больше некого предложить. — Голос у него дрожал. — И директор твою кандидатуру утвердил, и партком. Двадцать минут всего осталось до начала. Я тебя прошу. И дикторше уже дали твою фамилию и вопросы по твоей биографии. Если б они на пленку снимали, можно было бы отключить, поискать другую, а это сразу в эфир, на все телевизоры, вот и в программе указано. — Леднев протянул ей газету с программой передач на неделю.
Катерина взяла газету, но строчки почему-то двоились, и она поняла, что сейчас заплачет. А ей уже принесли комбинезон, потребовали, чтобы Леднев отвернулся. Она не была верующей, не знала ни одной молитвы, ее не крестили в церкви, отец был членом партии, и даже когда хоронили деда, отец не вошел вместе со всеми в церковь, а стоял у изгороди и курил. А потом с куполов церкви сняли кресты и превратили церковь в кинотеатр. И все же иногда Катерина просила Бога, чтобы не наделать в сочинении ошибок и получить хорошую отметку на выпускных экзаменах, еще раз она просила Бога, чтобы Витька Воротников, самый лучший спортсмен из их школы, влюбился в нее — она была влюблена в него с третьего класса. Боже, попросила она сейчас, сделай так, чтобы меня не снимали, чтобы меня не увидел и не узнал Рудольф, я никогда и никого больше не буду обманывать, я пойду в церковь и поставлю свечку.
В кабинет заглянула девушка, вероятно, недавняя десятиклассница:
— Я помощник режиссера. Вам надо порепетировать с диктором. Идемте!
— Я сейчас приду, — Катерина собралась уйти.
— Ты куда? — Леднев встал у двери.
— В туалет.
Леднев колебался, но причина была уважительная, он отступил от двери и попросил:
— Только быстренько!
— Это долго не делается.
Катерина зашла в туалет, накинула крючок и вдруг услышала, что возле двери негромко, почти шепотом, переговариваются. Значит, Леднев на всякий случай послал за ней девчонок, чтобы она не сбежала.
Катерина посмотрела вверх. Окно маленькое, забранное толстым матовым стеклом. Не пролезу, даже если выбью, трезво прикинула Катерина. Неужели нет выхода? Ведь она читала и видела в кино, как убегают даже из тюрем, как делают подкопы. Но подкопа здесь не сделаешь, пол был залит цементом, на подкоп уходят месяцы, а у нее оставались минуты. И тут в дверь застучали.
— Кать, выходи! Срочно требуют. Очень срочно!
И Катерина вышла. Ее подвели к режиссеру. Та осмотрела Катерину и приказала:
— Сними косынку!
— Не положено по технике безопасности, — отрезала Катерина.
Режиссер глянула на часы.
— На репетицию не остается времени. Ведите ее на вторую линию, — и полезла в автобус, где находился пульт.
Катерина дошла до второй линии, остановилась там, где ей показал помощник режиссера. Увидела камеру и за ней Рудольфа. Он надел наушники и прильнул к камере. Развернулся круг, на котором были объективы. Катерина увидела, как Рудольф посмотрел на нее поверх камеры, увидела его настороженное лицо и поняла, что он узнал ее. Теперь терять было уже нечего. Как будет, так и будет, решила она и сразу успокоилась.
Она сделала все, как ее просили. Прошлась между станками, обернулась, заметила красную лампочку над камерой Рудольфа. Значит, ее снимали. Линия заготовок вдруг остановилась, и Катерина дальше не пошла, как и было договорено, достала из сумки ключи. К ней шла, улыбаясь, дикторша.
Рудольф подкатил камеру ближе к ним, и на его камере снова зажглась красная лампочка. Теперь дикторша стояла рядом с ней, улыбалась, но улыбалась не ей, а камере, и смотрела не в ее глаза, а выше.