Не обращая внимания на её слова, Мария торопливо переодевалась.
— Не суетись, — сказала Людмила. — Раз пришёл — дождётся.
Вечером Людмила и Катерина шли по улице Горького. Шли мимо витрин магазинов, в которых искрились золотые и серебряные украшения, медленно разворачивались спортивно-художественные манекены: женщины в ярких платьях, мужчины — в строгих вечерних костюмах. Они проходили мимо книжных, винных, колбасно-сырных, меховых, обувных, табачных витрин.
Катерина задержалась было у витрины магазина телевизоров, но Людмила ушла вперёд, и Катерина, боясь потерять её в толпе, бросилась следом.
Мимо них и навстречу им шли люди. Девушки в поражающих тогда мини-юбках, молодые люди с яркими галстуками.
Проход наших знакомых не остался незамеченным. К ним направились двое парней с расстёгнутыми воротниками и закатанными рукавами белых рубашек.
— Эй, девчонки! — начал один из них бодро.
— Топайте, топайте, — отбрила их Людмила.
— Ты чего так строго? — спросила её шёпотом Катерина. — Ребята вроде ничего.
— Вот именно ничего, — ответила Людмила. — Деревня вроде нас. Лимитчики, за версту видно. Одним словом, шелупонь! Это всё не настоящее.
— А что настоящее? — заинтересовалась Катерина.
— Как-нибудь покажу, — пообещала Людмила.
Потом они стояли у Аргентинского посольства. Через усилители на улице разносился рокочущий бас:
— Машину боливийского посла к подъезду!
Мягко подкатил приземистый, почти распластанный по земле «форд». Из подъезда вышел тёмноволосый господин с высокой гибкой женщиной в платье из серебристой парчи.
И снова разносился бас:
— Машину военно-морского атташе командора…
Далее следовала очень непонятная и довольно длинная фамилия.
— Как-как его фамилия? — не поняла Катерина.
— Фамилия не имеет значения, — отмахнулась Людмила. Она наслаждалась блеском никеля на машинах, блеском драгоценностей на женщинах, сверканием орденов на мундирах.
— Вот это настоящее, — вдруг сказала Людмила.
— Что настоящее? — не поняла Катерина.
— Всё это.
— Ну да, — не согласилась Катерина. — Я недавно в оперетту ходила. Так точно такие мундиры и платья показывали.
— Ну и дура же ты, — заключила Людмила.
А к подъезду подкатывали всё новые и новые автомобили, в них садились мужчины и женщины. Солидные мужчины и женщины, а некоторые совсем ещё юные, совсем как Катерина и Людмила.
И сразу после блестящего дипломатического разъезда мы увидим Катерину в цехе завода металлической галантереи.
В цехе стояли десятки прессов, за которыми сидели десятки таких же молодых, как и Катерина, девушек. Работа была нехитрая: положить деталь, снять, снова положить и снова снять. Катерина штамповала основания для подсвечников, которые в то время начинали входить в моду.
Неожиданно пресс начал корёжить заготовку. Катерина отключила станок от сети и полезла во внутренности пресса.
За её манипуляциями наблюдал Пётр Кузьмич Леднёв — начальник цеха, которого все звали Кузьмичом — из-за возраста и уважения.
Пресс снова заработал. Кузьмич подошёл к Катерине.
— Сама, что ли, разобралась? — спросил он.
— Чего тут разбираться? — отмахнулась Катерина. — Мы в школе комбайн изучали, он и то сложнее.
Катерина продолжала работу.
Кузьмич устроил разнос начальнику участка, молодой и затюканной женщине, которая, проработав на производстве, уяснила основную истину, что лучший способ защиты — нападение.
— Где эти слесаря, где? — напирала она. — Или пьяницы, или бездельники. Что я могу сделать, если девчонки к ней бегут, а не к слесарям? Если хотите знать, она в электросхемах не хуже наладчиков понимает.
— А я чего, я ничего, — сказал Кузьмич. — Значит, надо её в наладчики готовить.
— Зарабатывать будет меньше.
— Стимулируй морально. Чаще хвали. Не первый год с бабами работаешь, знаешь сама: не похвалишь — не проедешь.
— К этому бы ещё станки новые.
— Ну, с новыми станками и никакого руководства не надо. А эту девчонку держи на заметке, — посоветовал Леднёв.
Катерина теперь жила вместе с Марией и Людмилой — им выделили комнату побольше.
Постучав, в комнату вошёл Николай, большой и степенный,
— Здравствуйте, — пророкотал он.
— А я готова. — Мария с опаской взглянула на Людмилу, как бы та чего-нибудь не сказанула. — До понедельника, — предупредила Мария подруг.