Другая соседка – Биляна – была простой, приятной женщиной лет на шесть лет младше Йорданки и Стефки, у нее было четверо взрослых детей, из них только одна жил в Софии, других разбросало по всей Европе – Испания, Голландия, Майорка. С Биляной у Йорданки было абсолютное душевное единение по вопросу эмиграции младшего поколения. Помимо этого, поскольку обе они любили готовить, а Интернетом из них свободно владела только Йорданка ( Биляна технологии не любила и осваивать не желала), Йорданка периодически приносила соседке новые рецепты выпечки, которые они обсуждали, усовершенствовали, а потом и пробовали под хороший крепкий кофе, который Биляна варила мастерски.
– Может, он алкоголик? Или наркоман? – предположила тем вечером Биляна, разливая по Йорданкиным красивым, когда-то купленным на годовщину свадьбы хрустальным бокалам, которые она никогда не жадничала выставлять для гостей, красное вино.
– Ну почему сразу наркоман, Билянчо? – удивилась Стефка. Она по умолчанию всегда думала о людях хорошее, поэтому часто разочаровывалась, но на разочарованиях не обжигалась, веря в то, что в каждом есть искра Божья, пусть в некоторых и довольно далеко упрятанная.
– А что ты думаешь? Когда Слави в школу еще ходил, у них один мальчик в двенадцатом классе подсел. И никто ничего не знал долго, просто тот странный стал, агрессивный. А потом чуть от передоза не умер. Слава Богу, родители из отпуска с моря раньше вернулись, откачали.
– Этот не агрессивный, – возразила Йорданка. – Просто неприветливый.
– Может, он олигарх? – предположила Стефка. – Скрывается от преследования властей. Потому и неприветливый такой. Я слышала, у них Путин лютует, своих по тюрьмам сажает.
– Стефи, какой, прости Господи, в нашей дереве олигарх? – засмеялась Йорданка. – Олигархи их покупают виллы на побережье, чтобы гражданство Евросоюза получить. Там с полумиллиона, вроде, евро по недвижимости дают. А этот домишко он тысяч за десять купил, максимум. Левов, а не евро. Сколько, ты думаешь, наше барахло стоит? Не много, дорогая, не много!
– А твои детективные версии, что ли, лучше? – парировала Биляна. – Так мы до второго пришествия гадать будем. Почему бы тебе у него не спросить?
– Что ж, прямо так в лоб? Это мы тут, кошелки старые, друг про друга все знаем. А тут, все-таки, новый человек, иностранец. Вообще, может, первый раз в Болгарии. А тут мы с перекрестным допросом. Некрасиво как-то.
– А ты сама-то что думаешь, умная ты наша?
– Я думаю, только не смейся, с этим Русским как с котами надо. Брать прикормом.
– Что, молочко ему будешь в блюдце на крыльцо приносить? – развеселилась Биляна.
– Или сухого корма в миску насыплешь? – подхватила Стефка.
– Ну, молочка не молочка, а выглядит он, знаешь, так, как будто неделю голодал. Олигарх, ага, конечно. Испеку ему завтра козунак если яиц хватит, продолжу его знакомство с болгарской кухней. Так, глядишь, прикормится, поразговорчивее станет.
– Ох, не хватает тебе, Йорданка, мужика, – поддела ее Биляна. – Все накормить кого-то тянет.
– Скажешь тоже, мужика. Мужиков мне точно больше не надо, мне вон этих двоих, – Йорданка кивнула на развалившихся на кушетке и сладко сопящих друг другу в животы котов, – с головой хватает. Внуков мне не хватает, вот чего.
– И не говори, – вздохнула Биляна. – Мне Слави обещал маленького на лето привезти, но не знаю, отпустит ли эта его Урсула. Такая она непостоянная, тьфу ты. Испанка, одно слово. Вот ветер в голове куда-то подул, все, передумала. Еще раз подул, что-то третье вдруг сообразила. А Слави ни с кем ссориться не хочет, все, значит, обещает.
Разговор тут же перетек в благодатное русло обсуждения плохих невесток, разлили потихоньку вторую бутылочку вина. Открыв холодильник, чтобы подрезать на тарелку сыра и колбас, Йорданка отметила, что яиц, вроде бы, на завтра хватает.
***
Назавтра был козунак – сладкая сдобная булка, еще через день тиквенник, потом толумбички – продолговатые кусочки теста в сахарном сиропе, вслед за ними шла оставшаяся со времен турецкой оккупации баклава, а за ней крем-карамел. Менялись вкусности в руках бабы Йорданки, но не реакция Русского. Он открывал дверь, говорил спасибо за вчерашнее – было вкусно, и спасибо за сегодняшнее, брал угощенье и не приглашал ее внутрь. Правда, на четвертый день – день толумбичек, Йорданке не пришлось напоминать ему вернуть вчерашнюю тару. Русский, видимо, заранее выносил Йорданкину посуду куда-то в прихожую, и там она ждала своего часа, за шесть дней окончательно установившегося в маленький ритуал. Каждый день в одиннадцать.