Йорданка могла бы, конечно, дать волю своему любопытству, надавить на Русского, заболтать его, просочиться вместе с потоком слов внутрь – это она как человек, проживший большую часть жизни при соц-бюрократии, прекрасно умела, но это того не стоило. На шестой день, отнеся ему очередной с утра приготовленный десерт, она даже подумала, что если вдруг в их маленькой свежеустановленной рутине что-то изменится, она не будет этому рада – Русский держал в себе тайну, а тайны, как известно, хороши только нераскрытыми.
А изменилось все на седьмой день. С утра Йорданка, покопавшись в интернете, разнообразия ради испекла настоящую русскую кулебяку с капустой – может, это и было тем, что изменило привычный ход вещей. Когда она, одной рукой придерживая поднос с дымящейся, только что из духовки, нарезанной на ровные квадраты кулебякой, постучала в дверь соседа, никто не ответил. За дверью было тихо, совсем тихо. Никто не двигал креслом, не шаркал к двери, даже не шевелился.
Баба Йорданка постояла так с полминуты, потом застучала сильнее, начала звать: «Андрей! Андрей! Сосед!». Никто не отозвался. Саданув, на всякий случай, еще раз по двери, она попробовала ручку – и та поддалась. Ее это не удивило – цыган в деревне почти не было, да и те были свои, знакомые, красть особо было нечего, все жили примерно одинаково, так что двери часто оставляли незапертыми.
Йорданка вошла в прихожую. По левую руку от нее у самой двери стояла деревянная скамеечка, на ней Русский, готовясь к ее приходу, оставлял посуду с предыдущего дня. Снаружи было пасмурно, накрапывал дождь, поэтому внутри было темно, сумрачно. Йорданка примерно помнила расположение комнат, никакой существенной перестройки со времен старичков Стоевых здесь не было. Она прошла по узенькому коридору, направо туалет и ванная, впереди гостиная. Ремонт так и остался с девяностых, обои отходили на стыках, деревянный пол скрипел под ее ногами. Единственное, что сделали нового промежуточные хозяева – вставили пластиковые окна, а так, казалось, дом в последний раз вдохнул где– то в девяностых, задержал дыхание, да так с тех пор и не выдохнул.
Баба Йорданка не закричала, когда увидела Русского лежащим на давно не мытом полу в гостиной. Он был даже не белого, какого-то серого, как половая тряпка, цвета. Рядом с ним валялась чашка, на полу остывало пятно пролитого чая.
– Только бы не холодный. Господи, только бы не холодный, – про себя попросила Йорданка. Самым страшным в уходе Светльо были эти первые минуты, когда он – свой, родной, ежедневный, а уже холодный.
Йорданка подошла поближе, присела рядом с Русским на корточки. Внимательно посмотрела на его тощую грудь под клетчатой рубашкой. Ткань пошевелилась. Дышит, слава Богу, дышит.
Она сразу позвонила в Скорую. Машина должна была приехать из Врацы, езды там было всего двадцать минут, и диспетчер строгим голосом сказала не трогать Русского до приезда бригады. Она нарушила этот наказ – села рядом на пол – от сиденья на корточках заболели колени, – и взяла Русского за руку. Рука у него была сухая и теплая.
***
Русский пришел в себя, когда машина скорой уже парковалась у его дома. Его губы задвигались, и Йорданка, наклонившись поближе, услышала:
– Уходи. Не надо. Уходи…
Когда врачи его осматривали Йорданка деликатно вышла в другую комнату. Это была спальня, и при одном взгляде на кровать было видно, что на ней спали прямо так, не расстилая, на выцветшем покрывале, укутавшись старым теплым пледом.
– Как же он тут живет, господи? Как бездомный, – подумала Йорданка.
Она уже решила, что в следующую свою поездку за продуктами во Врацу купит соседу постельное белье и какие-нибудь самые простые бытовые приборы. То, что он нуждался в заботе, было очевидно. Почему – было совершенно не понятно.
В коридоре послышались шаги, голоса и Йорданка вышла из спальни. Два доктора у двери снимали с ног одноразовые бахилы.
– А вы… вы куда? Вы уже всё? Вы его не заберете? – удивилась баба Йорданка.
– Отказ от госпитализации, – пожал плечами один из медиков.
– В смысле, отказ? Ему же плохо.
– Отказ пациента. Мы его стабилизировали.
– Так а что с ним хотя бы? Как лечить? Может, лекарства ему какие купить?
– Там, госпо́же, лекарствами уже бесполезно, – отозвался доктор помладше, за что немедленно получил от старшего чувствительный тычок под ребра.