– Может, я вообще не клише?
Катерина преувеличенно комичным жестом, мол, все мы, друг, клише, пожала плечами, и сделала еще один глоток.
– Ну тогда ты мне и расскажи, – отозвался Георгий. – Ты же наверняка уже успела на меня навесить какой-нибудь ярлык? Да ладно, не стесняйся, все так делают. Я в том числе.
– Да? Ну, и какой у меня ярлык? – поинтересовалась Катерина.
– Слишком красивая.
– Ну-у-у, это уж совсем ленивый комплимент. Не засчитываю, – поддела Катерина собеседника.
– И ты в первый раз, – Георгий знал, что попал в точку. – Я же угадал, да?
– А что, настолько очевидно? – тут же напряглась Катерина.
– Да нет, не настолько. Это я с позиции опыта. Ну, теперь твоя очередь.
– Ты привлекательнее, чем я ожидала. И мне от этого спокойно.
Георгий молча кивнул в ответ.
– Но борзый. И от этого мне не спокойно.
Мужчина расхохотался.
– Борзый! Слово-то какое. Как из детства. Класс! Мне нравится. Ладно, прекрасная дама, выпьем за хороший вечер?
Они чокнулись своими разноцветными коктейлями. И выпили.
***
Стены коридора кренились, сужались и расширялись, а они все никак не могли добраться до своего номера. У Катерины было какое-то дежа вю, пионер-, а, впрочем, уже не пионер, а просто летний лагерь в конце девяностых, все перепились дешевыми коктейлями из баночек, и пробираются в ночи обратно по бесконечным коридорам совкового санатория, громко шипя друг на друга, стараясь не разбудить вожатых, но каждые несколько секунд сбиваясь на хохот.
Они с Георгием шли в обнимку, она сняла шпильки еще на выходе из лифта и несла их в руках, и плотный ворс ковровой дорожки съедал звук их шагов.
– Черт, да где они? – Георгий пытался найти по карманам ключи от номера. – Так… сейчас. Не, не в этом… Вот! Номер какой у нас тут? Четыреста шесть.
– Подожди, а мы разве не на третьем этаже?
– Нет, смотри, все номера на четыре. Четыреста четыре, четыреста пять…. О-оп. Четыреста шесть! Приехали!
Георгий приложил карточку к электронному замку, и они, толкаясь и хохоча, ввалились номер. Он потянулся было включить свет, но Катерина поймала его руку в последний момент.
– Нет. Не надо.
– Не надо, так не надо.
Георгий поцеловал ее. Точнее, начал целовать так быстро, так внезапно, что она растерялась, отстранилась.
– Извини… Извини, пожалуйста, – забормотала Катерина. – У меня давно… Понимаешь… Не так быстро.
Георгий взял ее за руку.
– У меня самолет через пять часов, – он не был раздражен или удивлен, говорил спокойно, как будто объяснял сложную задачку маленькому ребенку. – У нас не так много времени. Если ты чего-то хочешь, это должно произойти сейчас. Если передумала – ничего страшного. Ты можешь уйти, это твое полное право. Я не оставлю тебе плохой отзыв, не понижу рейтинг, ничего такого. У меня тоже был первый раз, это тяжело. Я чудом не свалил тогда. Так что если что, я пойму.
Катерина улыбнулась.
– Спасибо. Я остаюсь.
– Точно?
– Точно.
Были поцелуи быстрые и медленные, и одежда летела на пол и на стулья рядом с кроватью. На Катерине было черное белье, дорогое, вчера только купленное, сложносочиненное, с корсетом на крючках, и его пальцы скользили по кружевам, расстегивали крючки на спине, скользили по всему телу, по ребрам, по рукам, по бедрам, по животу… и замерли, черт, замерли там, на ее шраме, страшном мясницком шраме разделанной туши, который шел через весь живот. Шраме, который она так хотела скрыть темнотой и кружевом.
Она дернулась, села на кровати, зажалась, скрестила на животе руки, прикрывая свое уродство.
– Я…я…должна была, конечно, указать в своем профиле… Это, наверное, нарушение правил, да? – зачастила Катерина. – Я просто боялась, что иначе никто не захочет… Но это шрам! Только шрам. После аварии. Мы с мужем были вместе в машине. Он… ну, ты знаешь, что он. А мне повезло – только шрам остался. Все остальное в полном порядке. Абсолютно целое. Как должно быть!
Она готова была зареветь.
– Но…это, конечно, моя вина. Ты должен был знать и … ну… иметь право отказаться до…
– Если все остальное в полном порядке… – Георгий придвинулся к ней, обнял напряженную, как будто замершую в ожидании удара спину, – Если все остальное в порядке, то твой шрам меня совершенно не волнует.
***
Когда Катерина вышла из душа – раскрасневшееся лицо, капельки воды на счастливом, расслабленном теле, Георгий был уже почти одет. Он сидел на кровати и застегивал на себе свежую, явно выглаженную где-то в услужливых отельных недрах рубашку.