– Классный у них душ, да? – подмигнул он Катерине.
– Отличный. Как на массаж сходила.
Она начала поднимать с пола одежду, и, собрав все нужные части гардероба, укрылась за дверцей шкафа и начала одеваться.
– Эй! – она поймала в зеркале на противоположной стене взгляд Георгия. – Не подглядывай!
– Больно надо! – засмеялся мужчина. – Все, что я хотел, я уже увидел.
– Так… – Катерина немного замялась, но продолжила. – Так как ты тут оказался? В смысле, не тут, а вообще…
– Что, любопытно? Вот забавно, каждый божий раз после всего веселья люди всегда задают этот вопрос. Как это у англичан? Любопытство кошку сгубило.
– Ну я-то с тобой поделилась, хоть так-то не планировала.
– У моей жены был рак груди.
– Сочувствую, – тихо и серьезно ответила Катерина.
– Да нет, не сочувствуй. Она в ремиссии, вроде все стабильно. Отлично, в общем, все. Только груди у нее нет. Вообще. Вот тут вот, – Георгий показал на грудь, – вообще ничего нет. Одну с опухолью вырезали, вторую хотели оставить, но в итоге превентивно тоже того. Прогнозы там им не понравились. Хотя нет, про то, что ничего нет – это я вру. Она себе тату недавно сделала. Увидела в интернете какой-то проект западный, где женщинам после этих операций татуировки делали, чтобы шрамы скрыть. Ну и она себе сделала. Цветочки, лианы какие-то. Вот так.
– Ясно, – вздохнула Катерина.
– Ты не подумай, я не совсем мудак. А то я расшипелся тут, ядом сижу плюю. Но это так, воздух сотрясти. Я ее люблю. Она прекрасная жена. Обалденная мама. У нас двое. Пацаны. Вообще, просто человек хороший.
Катерина вышла из-за дверцы шкафа. Она успела одеться, и теперь подошла к большому зеркалу, чтобы поправить смазавшийся в душе макияж.
– Слушай… А как ты с этим живешь, а?
– С чем это? – ухмыльнулся Георгий.
– Ну… не совсем мудак, но мудак же, да? И я мудак. И все мы мудаки. Да не мудаки даже, просто плохие люди. Вот твоя жена – хороший человек, и мой муж, он тоже хороший, а мы – нет.
– Слушай, Катерина. Это же не твое настоящее имя, да?
Она кивнула.
– Мне тоже Георгий не нравится, отвратное имя. Но это хорошо, что их от балды программа выдает. Даже не надо напрягаться, чтобы псевдоним выдумывать. Так вот, Катерина, или не Катерина, послушай. Внимательно послушай, потому что тебе это надо. Это приложение – лучшее, я тебе повторяю, лучшее, что могло произойти с нашей семейной жизнью. Ты сама подумай – разве хороший человек становится говном от того, что делает что-то плохое? Даже не плохое, просто предосудительное с точки зрения общественной морали. Посмотри на себя. Ты производишь впечатление приятного человека. Приятного и порядочного – иначе ты бы мне такие вопросы не задавала. В другой какой-то жизни, в параллельной вселенной, я бы тебя пригласил на свидание. А потом на второе. А потом мы бы съездили отдохнуть. И съехались бы вместе. И жили бы долго и счастливо. Может быть. А может, и нет. Не суть. Но в этой параллельной вселенной у тебя и у меня был бы выбор. А тут его нет. Нету его. Либо мы их бросаем – и вот тогда мы действительно, как ты выражаешься, плохие люди. Прямо-таки хрестоматийные злодеи. Либо, вот, как есть. Мы же сохраняем семью, Катя, понимаешь? Потому что мы даем себе крошечную поблажку, отдушину, форточку приоткрываем, чтобы воздухом подышать. Просто пожить вне заданных обстоятельств, хотя бы пару часов. Я люблю свою жену, люблю. Но что, я, получается, монстр, если у меня на эти цветы татуированные не встает? Никак? Ни с закрытыми глазами, ни в темноте, никак, понимаешь? Я как будто гусеницу трогаю. Как в детстве, такое, вот, детское отвращение, с которым ничего не поделаешь. Я пытался перебороть, но это чистая физиология. И что? Что, я плохой человек после этого, Катя? Может, и плохой. Но я был бы еще хуже, если бы что-то ей сказал. Даже заикнулся бы по этому поводу. Вот в этом я абсолютно уверен. На все сто.
Катерина не знала, что ответить. Она просто смотрела на Георгия, на то, как под искусственным светом ламп его лицо кажется поношенным и усталым. Очень, очень усталым.
Она надела пальто и протянула, было, Георгию руку – целовать его на прощание было как-то глупо, но он поймал ее ладонь и крепко сжал в своей.
– Послушай, мы с тобой никогда больше не увидимся. Я улечу в свой город, сюда я в командировки не часто. Да и приложение второй раз нас не соединит. Но… я просто знаю, через что ты проходишь. Как тебе сейчас хреново. Потому что я это уже пережил. И я знаю, что и поговорить-то об этом не с кем. Дело даже не в том, что у приложения такая строгая политика неразглашения. Хотя, да, хорошо, что посторонних не пускают. И по сарафанному радио узнают. Но не в этом даже дело. Даже если с кем поделишься, не поймут. Не поймут, Катя. Если о «Лучших половинах» слух наружу просочится, нас же живьем сожрут. Ты представь себе заголовок из серии: «Тиндер для измен инвалидам». И ведь это действительно так. Но вот только им не понять, что для нас это – единственный способ прикоснуться к нормальной жизни. Которой у нас никогда больше не будет. Это как откусить от торта. Кусочек, махонький, на зубок. Потому что им, обычным этим хорошим, сука, людям, торт можно каждый день, а у нас диабет и аллергия на сладкое. Подумай об этом на досуге вместо того, чтобы себя жрать поедом. Я на это потратил первые пару месяцев в «Половинах», а тебе вот, это, бесплатный совет даю. Основанный на собственном опыте.