Алисе хотелось всего и сразу. Тусику хотелось ванильных сушек. Егору хотелось, чтобы его оставили в покое. Отцовство его почему-то не красило. Гуляя с Тусиком у Воронцовских прудов, Алиса смотрела на подтянутых папаш с колясками и не понимала, как умудрилась выйти замуж за такого тюфяка. На «тюфяке» она себя мысленно одергивала – это было мамино слово, не Алисино. Но действительно, после рождения сына Алиса молниеносно скинула на кормлении все набранные килограммы, а Егор как-то умудрился их подобрать. Мягкий, рыхлый, с полными бледными руками он теперь вызывал у Алисы какие-то тревожно-сдобные ассоциации. Непропечённое тесто. Не проткнули палочкой, не проверили, готово ли. А теперь осторожно, Алиса, не переешь – будет заворот кишок. Как в детстве пугали.
Вообще, Алису за всю жизнь по-настоящему пугали две вещи – заставка кинокомпании ВИД, эта коллективная травма поколения девяностых, и заворот кишок. Когда бабушка по праздникам пекла кулебяки с капустой, Алиса всегда умудрялась стащить кусочек сырого теста – это же самое вкусное – и бабушка, обнаружив неопровержимые улики в виде оборванного края только что идеально скатанного шара, неизменно всплескивала руками и говорила, что эта девочка, это Божье наказание, обязательно заработает себе заворот кишок.
Алиса представляла, как толстые, жемчужные кишки в ее тощем животе – такие, как она видела на картинке в анатомическом атласе, – приходят в движение и затягиваются в мертвую петлю. Чтобы распутать такую петлю наверняка надо было ехать в больницу на страшной машине скорой помощи – такая часто приезжала к дедушке, а там, там будет яркий свет, ледяной холод скальпеля и хирург из страшилок, которые рассказывал во дворе Вовка Линицкий. В черном-черном городе, в черной-черной больнице. Уххх… Алису передергивало от грандиозности последствий заворота кишок, а рука, тем временем, сама тянулась отщипнуть новый кусок сырого теста.
Теперь каждый раз, когда Егор тянулся обнять ее перед сном, из глубин подсознания всплывало что-то такое – сырое, перламутровое и хирургическое, и Алиса тихо вздыхала, ждала, пока муж заснет, и снимала с себя его рыхлую руку.
«Начать, что ли, спать отдельно?» – в такие моменты думала Алиса, но тут же представляла себе эти пары из западных детективов – богатые, неспящие вместе холеные супруги, одного из которых кто-нибудь убивал ударом в затылок. Орудием убийства обыкновенно служило пресс-папье или тяжелая статуэтка конской головы, а выжившая половина при первой встрече с детективом преспокойно попивала свой утренний кофе.
«Нет уж, проще развестись», – заканчивала мысль Алиса и включала в голове картинку пляжа и следов собственных ног, исчезающих в тяжелом мокром песке, – так она засыпала.
Развестись было не проще. Алиса точно не знала, что ее останавливало. Морока расселений, боязнь, что Тусик пострадает от их развода или какие-то засохшие остатки любви – «большой, чистой и навсегда», – которая когда-то заставила ее выйти замуж за неразговорчивого айтишника Егора.
Вечерами, уложив Тусика, Алиса устраивалась поудобнее на кухне, раздавала в мессенджерах ценные указания сотрудникам, а потом шла на женские форумы читать о том, что это все нормально. Ну, то есть, не нормально, но вполне себе как у всех.
Когда Алиса впервые увидела Сашу, она подумала: «Надо с ним замутить». И тут же одернула себя. Замутить… Тоже мне, девятиклассница нашлась. Правда, помимо стилистического недовольства глупым школьным словом, ничто в Алисином над– и подсознании не воспротивилось этой идее. Она ничего себе не представила. Ни обиженного пухлого лица Егора с капельками пота над верхней губой. Ни плач заброшенного развратной матерью малыша – Тусика. Ни маму, капающую в свою любимую зеленую чашку воняющий на всю кухню корвалол. Ничего.
Поэтому когда Саша – высокий, короткостриженый, с мощными руками и детской улыбкой –попросил ее номер телефона, она продиктовала не раздумывая. Саша был случайным рабочим партнером. Один из проектов требовал сделанную на заказ деревянную штуковину, Сашина компания делала на заказ штуковины. Вот так все просто.
Алиса думала, что они пойдут в кино, или в кафе, или в ресторан, или в клуб, или куда там люди ходят на свидания. Они с Егором были вместе почти девять лет. Она забыла, как это делается. Но Саша сразу повез ее в квартиру в Новой Москве.
То, что раньше было даже не окраиной, заокраиной – пустые поля, березовые рощи, редкие дачки и соседствующие с ними кладбища – покрылось одинаковыми новыми и чистенькими кварталами. Там были свои фитнес клубы, свои Перекрестки и Пятерочки, свои детские сады. В кварталах в основном жили семьи с маленькими детьми.