Биография архитектора — о ней известно и не слишком много, и не очень точно. По всей вероятности, уроженец Петербурга. По-видимому, сын или во всяком случае близкий родственник первого архитектора новой столицы — в документах Петр Трезин не заявляет своего родства. Он завершает образование за границей и возвращается в Россию, но только после смерти Петра. Между тем именно в это время сокращается строительство, исчезает былая увлеченность им. Высокий чин родоначальника этой семьи русских зодчих — полковника Доменико Трезини — наследует не Петр, но муж его сестры Джузеппе, в русской транскрипции — Осип Иванович Трезин. Петру приходится ограничиваться строительством по Таможенному и Конюшенному ведомствам, от которого остались следы только в чертежах, и поделками для цесаревны Елизаветы. Что же касается легенды о том, что он был крестником Петра I, то именно этим обстоятельством объясняла Елизавета Петровна свое обращение к архитектору. На практике же с Петром Трезиным связано распространение в русской архитектуре стиля рококо.
Красные ворота. Раскрашенная литография Ж. Арну с оригинала Вивьена. 1850-е годы
Рококо — стиль, порожденный французским искусством времен Людовика XV, — приходит на русскую почву с опозданием. Новая, светская архитектура, сменившая творения древнерусских зодчих, придерживалась проголландской ориентации. Условия Голландии особенно напоминали Петербург, на котором было сосредоточено внимание реформаторов, а расчетливая простота голландских построек как нельзя более отвечала стремлениям Петра. Ничего лишнего ни в смысле расходов, ни в смысле мастерства. Подобно Растрелли, Петр Трезин среди тех, кто начинает отходить от суховатой рациональности начала века. Под влиянием рококо еще недавно такие грузные и строгие стены первых петербургских построек прорастают хитросплетением лепной листвы и цветов. Увеличиваются, будто раскрываются навстречу свету, окна. Их сложный абрис повторяется в бесчисленных зеркалах, щедро покрывающих стены помещений. Колонны сменяются полуколоннами, пилястрами, создавая причудливую игру света и тени, в которой словно растворяется стена. Как фантастические беседки смотрятся внутренние помещения, где зеркало легче принять за окно, а окно за живописное панно, — все в одинаково замысловатом обрамлении лепнины и резьбы. Неустойчивый призрачный мир готовых каждое мгновение смениться зрительных впечатлений — он как настроения человека, к которым так внимательно искусство рококо.
Карета. XVIII век
Петр Трезин немного иной. Он как бы серьезней, вдумчивей. Он полон впечатлений от рождающегося Петербурга, но и от архитектуры старой Руси. Конюшенное и Таможенное ведомства, оперный театр в Аничковом дворце, многие церкви — постройки Трезина сохраняют материальность, их декор более сдержан. Вместе с тем зодчий ищет, как совместить привычные формы с новым ощущением архитектуры. Именно он предложит ввести в рокайльных церквях-дворцах характерное московское пятиглавие — пять куполов, и его примеру последуют другие зодчие. Это как бы переход рококо на русскую почву со всеми ее особенностями и традициями. И если придирчиво сопоставить проекты архитектора с Климентовской церковью, рука одного автора становится очевидной. Тот же вывод подсказывают и документы: проект памятной московской церкви был заказан А.П. Бестужевым-Рюминым Петру Трезину.
Но интерес Елизаветы к Петру Трезину оказывается очень недолгим. Ее увлекает дарование В.В. Растрелли, которому императрица препоручает даже внутреннюю отделку Преображенского собора. Первый раз возникающий конфликт со всей остротой дает о себе знать в вопросе о соборном иконостасе. Сдержанный по форме трезинский проект отвергается. Многие современники не могли с этим согласиться: «А что ж в письме пишете, что фасад, учиненный Трезиным и присланный в письме Вилима Вилимовича Фермера, гораздо лучше подписанного Растреллилею и образов более, однако оный тогда как ко апробации был подан, отрешен, а опробован подписанный Растреллилею...»
Создание иконостаса вообще было связано с большими трудностями. Необходимым числом умелых резчиков Петербург не располагал. Первоначально даже делалась попытка привлечь к работам обладающих соответствующими навыками солдат. Но в сентябре 1749 г. на происходивших в Москве торгах заказ на иконостас по рисунку Растрелли получили столяры Кобылинские за сумму в 2800 рублей. Смотрителем над ними был назначен А.И. Евлашев. К 1754 г. все работы в Преображенском солдатском соборе были закончены. В первых числах августа состоялось освящение храма в присутствии самой Елизаветы Петровны.