Был Иван Суворов человеком деятельным и оборотистым, любившим сложные финансовые операции. Где искать лучших доказательств, когда в тот же день он расстается и с другим своим двором — «на тяглой земле, за Сретенскими воротами, за Земляным городом, в приходе Святой Троицы, что в Троицкой», продает его за 49 рублей отставному солдату. Третьего декабря того же года генеральный писарь оформляет запродажную на третий двор, богатейший, в Конюшенной слободе, в Больших Лужниках, оцененный в целых триста рублей. А спустя день приобретает владение «на белой земле, за Москвою рекою, в Татарской улице, в приходе Никиты Христова Мученика» за 150 рублей, куда и перебирается со всей семьей.
Не смущался Иван Григорьевич давать деньги под заклад, научил тому же и жену. Берет она в июле 1716 г. в заклад двор за Таганскими воротами в Алексеевской слободе, а спустя два с половиной года, не получив выкупа и процентов от былого владельца, продает за 50 рублей. Какое еще нужно доказательство, что не было никакого кремлевского священника, — это, кстати, подтверждается и клировыми списками Благовещенского собора, — не было и ухода от мирской суеты.
Изразец с надписью. XVII в.
Закладные Марфы Ивановны Суворовой позволяют установить, что умер Иван Григорьевич в начале 1716 г., до конца оставался на старой должности, занимался вполне светскими делами... и никак не мог встречаться с внуком, родившимся через пятнадцать лет после его смерти. Родством Суворов действительно любил считаться, но вся многолюдная его родня от мира не уходила, тем более не отгораживалась от петровских преобразований.
Старший сын Ивана Григорьевича — Терентий, тот, что жил за Москвой-рекой, в Кадашевской слободе, служил подьячим Оружейной канцелярии, ведавшей и снабжением армии, и строительством новой столицы на Неве. Другой сын — Иван и вовсе состоял «царского дома сослужителем», по выражению современных документов. Дворцовая служба не мешала ему успешно заниматься торговлей — имел он в Китай-городе, в Старом Сурожском ряду, несколько лавок, в приходе Никиты Мученика на Старой Басманной несколько дворов да жил в не уступавшем боярским дворе на Большой Сретенской улице. Этот сын Ивана Григорьевича имел землю у Никитских ворот, иначе говоря, приходился двоюродным дядей полководцу. Наконец третий сын — капитан-поручик Александр Иванович Суворов, женатый на графине Зотовой, внучке первого учителя Петра I, многолетнего князь-папы Всешутейшего и Всепьянейшего собора. Смолоду жил великий полководец у этого своего дяди на петербургской его квартире вместо полковых казарм, позже постоянно навещал овдовевшую тетку в ее доме на Мясницкой. И рассказывали об этих подробностях не современники или потомки — скупые деловые строки нотариальных бумаг: купчих, закладных, запродажных, завещаний. Они же позволяли определить и место родового суворовского гнезда.
Трудолюбивая душа должна всегда заниматься своим ремеслом.
А.В. Суворов
Биографы красочно и многословно описывали придуманного деда и никогда не спорили об отце. Почвы для споров и сомнений здесь как будто не было: крестник, затем денщик Петра I, заграничный пенсионер, обучавшийся кораблестроительному делу и с поразительной легкостью овладевший несколькими языками, что по возвращении на родину позволило ему превосходно перевести классический труд французского инженера Вобана о строительстве крепостей. «Это был человек неподкупной честности, человек весьма образованный; он понимал или мог говорить на семи или восьми мертвых и живых языках. Я питала к нему огромное доверие и никогда не произносила его имя без особого уважения», — слова достаточно капризной и требовательной в отношении своего окружения Екатерины II лишний раз подтверждали общеизвестные факты. Факты? Впрочем, как всегда, в отношении предков полководца документальные свидетельства отсутствовали.
В материалах личной канцелярии — Кабинета Петра I, где хранились все сведения о заграничных пенсионерах, Василий Суворов в списках молодых специалистов не значился. Кораблестроительным делом он никогда не занимался. Сравнительно недавно было установлено имя действительного переводчика Вобана — Василий Суворов отношения к этой книге не имел. Да и само по себе пенсионерство практически не могло иметь в его жизни места — доказательства были самыми простыми.