Да, такая версия существовала. Конечно, имя Авдотья никак не напоминало по звучанию Ануш, зато фамилия Мануковых наводила на мысль об армянском родоначальнике Мануке. Версия не получила распространения в специальной литературе — еще одна связанная с Суворовым легенда. Но из-за Федора Студита к ней стоило обратиться.
Мануковы могли иметь приехавшего из кавказских краев родоначальника, вернее — родоначальников, потому что было их уже в XVII в. в Москве немало, и притом не связанных никаким родством. Живший в 1638 г. на Тверской улице бобровник по профессии «Новгородской сотни Гришка Семенов сын Мануков» занимал совсем иное место среди горожан, чем живший на Кормской улице стряпчий Никита Мануков, тем более подьячий Иван Мануков с Воскресенской улицы. Жизнь каждого из них с большим или меньшим трудом удавалось наметить по нотариальным бумагам. Петр Иванович Мануков, например, уже в петровские времена приобретал дворы на Пятницкой улице.
В допетровское время в Москве существует несколько сложившихся приказных династий Мануковых, из поколения в поколение живших все в тех же дворах. К ним относился и дед полководца — дьяк Поместного приказа, позднее вице-президент Вотчинной коллегии Федосей Семенов Мануков. Должность его была чрезвычайно важной — судьбы земель, распределявшихся между дворянами и служилыми людьми, благосостояние, а подчас и прямое разорение владельцев. Да и с именами ему приходилось иметь дело куда какими влиятельными — так, в 1704 г. проводит он сам перепись поместий и вотчинных земель Московского уезда.
Федосей Мануков перебрался на Арбат в первые годы XVIII в., именно когда занимался этой московской переписью. Родовой мануковский двор был неподалеку — в Иконной слободе, нынешнем Филипповском переулке, где селились в основном городовые вольные иконописцы и художники государевой Оружейной палаты. Кстати, и детство Суворова прошло «в межах» со двором интереснейшего портретиста петровских времен Ивана Одольского.
Владения деда Федосея (Арбат, 14) были поделены двумя его дочерьми — старшей, Авдотьей, и младшей, Прасковьей, вышедшей замуж за полковника Московского драгунского полка Марка Федорова Скарятина. Скарятины — давние соседи Суворовых по землям у Никитских ворот, их имя сохранил переулок — Скарятинский. Быт военных, их интересы окружали мальчика Суворова с первых дней жизни, и не отсюда ли родилось увлечение будущего полководца военным делом. Как не вспомнить, что полковник Скарятин — Прасковья Манукова вышла за немолодого вдовца — располагал немалыми владениями на реке Пресне. И сегодня еще можно увидеть в церкви Иоанна Предтечи, «что за Преснею, на Песках», рядом с Астрономическим институтом имени Штернберга, надпись на внутренней алтарной стене: «Против сей таблицы погребена раба Божия Параскева Феодосиева дочь по роду Манукова, а по супружеству господина полковника Марка Стефановича Скарятина жена от рождения ей было 28 лет, преставися 1741 года Апреля 13-го».
Авдотье достанется, правда, всего лишь бомбардир-сержант, зато по состоятельности не уступавший Скарятину, и главное — связанный с царским двором. Может, и знакомство Василия Суворова с мануковской семьей произошло благодаря царскому дворцу: родственник дьяка Федосея — Сергей Минич Мануков состоял одновременно с ним в царских денщиках. Наверно, совсем не случайно были оба жениха соседями дьяческой семьи и, подобно Мануковым, имели родительские гробы в Федоровском монастыре. Связь молодой четы Суворовых с Федором Студитом получала свое достаточно убедительное объяснение.
...В узкой горловине Старого Арбата снесенные дома бессмысленно вспарывают привычную уютную тесноту. Здесь срезанный угол у площади, иссеченный множеством торопливых тропок, — лишь бы короче, лишь бы быстрее. Там — открывшиеся подсобные дворы новоарбатских новостроек, путаница въездов, стоянок, снующих машин. Тут — облезлые ларьки вместо недавней зелени. Но домовладение под номером 14 давно отгородилось от улицы низкой каменной стеной, за которой зелень деревьев напрасно пытается скрыть несуществующие стены.
Его так и называли: «Дом с привидениями» — едва ли не единственный в Москве, окруженный таким множеством самых фантастических рассказов. Вернее, полуфантастических, потому что смельчаки, решавшиеся, несмотря ни на что, въехать в его стены, быстро отказывались от своей попытки. В доме всегда что-то выло, стучало, раздавались непонятные голоса, шаги, мелькали таинственные тени. Гиляровский объяснял, что виной всему был расположившийся в подвале воровской притон, нашедший способ избавляться от нежелательного соседства с хозяевами и квартирантами. Так или иначе, дом годами пустовал и разрушался.