Выбрать главу

Суворов слишком жаден к знаниям, слишком легко, на лету продолжает их усваивать всю жизнь. Отделить полученное в детстве от благоприобретенного в зрелые годы у него слишком трудно. Но ведь, кроме брата, в семье были еще сестры — старшая Марья и младшая Анна, родившаяся непосредственно перед кончиной матери. Авдотья Федосеевна умерла вскоре после переезда семьи с Арбата на берег Яузы, в район нынешнего Лефортова. Это тоже одна из семейных загадок — почему обе сестры Мануковы почти одновременно расстались около 1740 г. с наследственными дворами и разъехались в разные концы города.

Если Василий Суворов экономил на учении сына, что же говорить о дочерях. И тем не менее обеих отличает высокая образованность. Отец выдает их замуж, только выйдя в отставку, — в конце 1760-х гг. Он может дать им значительное приданое, но выбор зятьев сам по себе очень примечателен.

Марья становится женой просветителя и близкого к Н. И. Новикову писателя Алексея Васильевича Олешева. Василий Суворов мог познакомиться с ним на военной службе, которой Олешев отдал около двадцати лет. Но кипучая энергия дельного офицера претворяется в не менее бурную деятельность гражданского чиновника, которым он становится в 1764 г.

Олешев — предводитель дворянства богатейшей Вологодской губернии, он работает судьей, и среди всех своих обязанностей не оставляет литературы и философии, которой особенно увлекается. Он многолетний член Вольного Экономического общества, в трудах которого помещает свои статьи, и автор выдержавших не одно издание книг, — среди них очень популярные «Цветы любомудрия, или Философические рассуждения» и «Начертание благоденственной жизни», — сборников переводов

с немецкого и французского языков трудов Юнга, Шпальдинга, де Мулена. Именно Олешеву посвящает свою известную «Эклогу» писатель М.П. Муравьев, отец декабристов. По-видимому, Муравьеву принадлежит и эпитафия умершему в 1786 г. другу:

Останки тленного того сокрыты тут, Кой вечно будет жить чрез свой на свете труд. Чем Шпальдинг, Дюмулин и Юнг себя прославил, То Олешев своим соотчичам оставил. Был воин, судия, мудрец и эконом, Снискавший честь сохой и шпагой, и пером.

Анна Суворова выходит замуж за князя Ивана Романовича Горчакова. Литературных наклонностей у ее мужа нет, и добрые отношения с полководцем проявляются главным образом в выполнении Горчаковыми многих его чисто хозяйственных поручений. Зато и Александр Васильевич усиленно хлопочет об устройстве судьбы обоих племянников Горчаковых — младшего Алексея, будущего генерала от инфантерии, военного министра времен Александра I, и старшего Андрея, ставшего флигель-адъютантом Павла I и пытавшегося смягчать гнев венценосца против дяди — почти всегда безуспешно, но очень взволнованно и искренно. Наконец племянница Аграфена Горчакова отдает руку назначенному состоять при Суворове подполковнику Д.И. Хвостову. Так складывается семья, ставшая настоящим родным домом для Суворова. В ней он жил, когда приезжал в Петербург, в ней и скончался, окруженный самым нежным вниманием и заботами. Эти близкие отношения с полководцем со временем принесут Хвостову титул графа — в память привязанности к нему Суворова. Анна Васильевна на редкость скромна, чтобы ее вспоминали. И все же она обратит на себя внимание Державина, который почтит ее кончину теплыми строками:

Здесь прах почиет той, что славы и сребра Средь мира тленного в сей жизни не искала, Но добродетельми на небо возлетала: Се Горчаковых мать, Суворова сестра.

Любовь к литературе, постоянное обращение к ней пришли еще в родительском доме и остались на всю долгую жизнь.

* * *

Истинная поэзия складывается вдохновением.

Я же просто складываю рифмы.

А.В. Суворов

Стихи нужны были как глоток свежего воздуха, как ощущение полноты жизни, которая без них словно теряла в своей красочности. Стихи чужие, лучшие, худшие, — всякие. С ними провинившийся офицер мог рассчитывать на снисхождение Суворова, а впервые появившийся в окружении полководца — на сравнительно быстрое выдвижение и внимание: об этой слабости Александра Васильевича знала вся армия. Суворов готов был подтрунивать над собой, но ничего поделать не мог. А ведь стихи того же Хвостова оставались простой графоманией и вызывали вполне обоснованные насмешки современников. Достаточно снисходительный к другим, Суворов был слишком требователен к самому себе: у него-то дарование имелось, и немалое, но печататься он не хотел, отказываясь от всех предложений.