И в то же время князь уверен, что император не отнесется снисходительно именно к Алябьеву. Всего три года назад Алябьев по его личному приказу был посажен на гауптвахту в Петропавловской крепости за то, что осмелился явиться в театр в партикулярном платье. Неуважение к мундиру! Царский гнев не знал границ. В крепости оказался даже сосед Алябьева по театру, отказавшийся назвать его имя. Но при этом в материалах гауптвахты причина ареста Алябьева не проставлена. Отмечено, что просидел он в крепости месяц, «а за что именно, неизвестно».
Наверно, самым сложным для Голицына после доклада императору стало столкновение с расположенными к храбрейшему офицеру и любимому композитору москвичами. Под давлением ближайшего и наиболее влиятельного родственника Алябьева сенатора Соймонова главнокомандующий формально просит разрешения содержать обвиняемых в их собственных домах. Но именно формально — в тот же день 22 июля 1825 г. последовал приказ об аресте и размещении всех их по разным тюрьмам. Мало кто владел в таком совершенстве искусством двойной игры!
Народное празднование на Девичьем поле во время коронации Николая I в 1826 году. Раскрашенная литография. Первая треть XIX в.
Пересмотр алябьевского дела приходится на время больших перемен. 19 ноября в Таганроге не стало Александра I. Можно было бы ждать милости в связи с вступлением на престол нового императора. Но развертываются события на Сенатской площади.
Вчерашний судья превращается в государственного преступника, узника той самой крепости, откуда так недавно удалось выйти Алябьеву. И тем не менее берет верх именно его предложение. Сразу после 14 декабря оно принимается Московской уголовной палатой, 17 февраля представляется на утверждение Голицыну и почти сразу направляется в Сенат с его особым мнением. Разница с предлагаемым вариантом заключалась в том, что Шатилову и Глебову приговор смягчался, для Алябьева и Давыдова генерал-губернатор настаивал на безоговорочной отдаче в военную службу «без рассмотрения: будут ли они способны к оной или нет, чем уже ссылка их в Сибирь на поселение сама собою, как несообразная с существом наказания, отменится». Оговорка особенно существенная, если иметь в виду болезнь глаз Алябьева и общее тяжелое состояние Давыдова, который через год с небольшим умрет в тюрьме. О нем так и сказано будет в окончательном приговоре: «о Давыдове, за смертью его, суждение оставить».
Но при всей категоричности своей позиции сам отстаивать ее на заседаниях Сената Голицын не захотел. Он уклонился от участия в заседаниях, чтобы в глазах широкой публики не выглядеть лично причастным к становившемуся все менее оправданным даже в глазах обывателей делу. К тому же в ответах на очередные запросы Сената князь вынужден раз за разом признаваться в многочисленных правонарушениях, с которыми велось предварительное следствие. Так, прокурор отдельных допросов не производил, а представленный императору доклад был составлен на основании непроверенных частных сведений.
Николай и Бенкендорф снисходительно наблюдают за всеми сложностями, которые возникают у генерал-губернатора. Но восстанавливать истину меньше всего входит в их расчеты. Разве действия Голицына не направлены против тех, кто тесно связан с будущими декабристами? Людям подобного рода не место в старой столице, а лишняя острастка придется на редкость кстати московским вольнодумцам, да и не им одним.
Алябьев и его товарищи уже два с половиной года находятся в московских тюрьмах, пока их дело доходит до высшей инстанции. Дебаты в Сенате затягиваются на целый год. Часть сенаторов склонялась к тому, чтобы вообще освободить подозреваемых. Но находились и такие, кто требовал ужесточения приговора, вменяя в вину вчерашним офицерам еще и грабеж. Прийти к общему решению сенаторам не удалось. Дело перешло в Государственный совет.
Очередная проволочка, и наконец решение. Последнее. Неоспоримое. «Подполковника Алябьева, майора Глебова, в звании камер-юнкера титулярного советника Шатилова и губернского секретаря Калугина, лишив их знаков отличия, чинов и дворянства, как людей вредных для общества сослать на жительство: Алябьева, Шатилова и Калугина в сибирские города, а Глебова — в уважении его прежней службы в один из отдаленных великороссийских городов, возложив на наследников их имения обязанность доставлять им содержание и, сверх того, Алябьева, обращающего на себя сильное подозрение в ускорении побоями смерти Времеву, предать церковному покаянию на время, какое будет определено местным духовным начальством».