Для своего бенефиса в январе 1832 г. актриса получает разрешение Пушкина на инсценировку «Цыган». В афише она была объявлена как «Драматическое представление в двух частях, взятое из поэмы А.С. Пушкина В.А. Каратыгиным». Сам поэт Марию Дмитриевну в роли Земфиры не видел — он уехал из Москвы месяцем раньше. Между прочим, это для одного из бенефисов Львовой-Синецкой А.С. Грибоедов написал водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом», в котором артистка играла и брата и сестру. Так, может быть, дом у Арбатской площади видел в своих стенах Пушкина, как видел он Грибоедова?
Актер перестает существовать, сходя со сцены. Былая московская звезда не составила исключения. Новыми поколениями забылась и иная связанная с артисткой подробность — то, что именно ей был посвящен самый популярный в свое время романс А.Е. Варламова, одинаково широко известный в России и на Западе, — «Красный сарафан», на который так живо откликнулся и Пушкин.
Строки из воспоминаний Александры Осиповны Россет-Смирновой: «Пушкин спросил меня: прислал ли мне его друг Нащокин те романсы, которые мы должны были пустить в ход? Он попросил баронессу Клебек спеть «Красный сарафан». Пушкин очень любит этот романс. — «Он, конечно, напоминает тебе Тригорское и Евпраксию?» — спросил Жуковский. — «Нисколько, — ответил Пушкин. — Он напоминает мне один вечер в Москве, где была и моя жена; я уже был влюблен, и очень мне хотелось сказать ей: «Не говорите вашей матушке того, что говорит в этом романсе девушка своей матери, потому что, если вы не выйдете за меня, я уйду в святогорские монахи, не буду писать стихов, и русские хрестоматии много потеряют от этого... Вы же, как Татьяна, выйдете замуж за генерала, и он будет гораздо ревнивее, чем я». — «И ты сказал?» — спросил Жуковский. — «Нет, — ответил Пушкин, — побоялся...»
Сын бедного молдаванина, выслужившего при Екатерине II в русской армии офицерский чин, А.Е. Варламов не мог рассчитывать на материальную поддержку отца. С десяти лет он служит в Придворной капелле, самоучкой овладевает игрой на скрипке, виолончели, фортепиано и гитаре. Восемнадцати лет его переводят во взрослый хор и вскоре направляют в Брюссель, ко двору голландской королевы — русской великой княжны Анны Павловны — учителем певчих. Здесь он удачно выступает в концертах как певец и особенно как гитарист, но отозванный обратно в Петербург, не может найти себе иного занятия, кроме преподавания пения в театральной школе, а также в Преображенском и Семеновском полках.
Близкая дружба с М.И. Глинкой позволяет Варламову сделать первые шаги в композиции. В 1828 г. друзья вместе представляют в цензуру свои произведения: Глинка — вариации, Варламов — свой первый романс. Кстати, это Варламов помогает Глинке в вокальной части, исполняет у него дома отдельные партии «Жизни за царя», приводит с собой для той же цели певчих. Именно в это время возобновляются встречи Глинки и Пушкина. Не знать Варламова, как пытаются утверждать некоторые музыковеды, поэт просто не мог. В начале же 1831 г. композитор получает приглашение занять в Москве должность помощника капельмейстера в конторе императорских театров. И снова место для Варламова находится именно в кокошкинском доме.
Сенатор радушно встречает в своем доме и Марию Дмитриевну Львову-Синецкую.
Пречистенка, 16 — этого дома нет среди московских пушкинских адресов. Пушкиноведы предпочитают осторожную формулировку: здесь мог бывать поэт. Документы позволяют сказать: не мог не бывать. Слишком тесно была связана его жизнь со сменявшимися обитателями старой городской усадьбы. И еще — это новые и неожиданные черты среды, которую он знал и любил.
Московские справочники не обходят дома стороной. По их свидетельствам, в особняке перебывала вся грибоедовская Москва. Но ведь А.С. Грибоедов всего четырьмя годами старше поэта. Со старой столицей оба расстались почти одновременно: Пушкин, отправившись в 1811 г. в Царскосельский лицей, Грибоедов — в 1812 г., записавшись в Московский гусарский полк. Поэт вернулся из михайловской ссылки в родной город в 1826 г. и позже бывал постоянно, Грибоедов — в 1818 г., проездом, и затем прожил здесь с лета 1823 г. до весны 1824 г. Иначе говоря, Москва грибоедовская и есть Москва пушкинская.
Среди первых владельцев городской усадьбы мелькает имя князей Дашковых. Для Пушкинианы важнее поселившиеся здесь на рубеже XVIII—XIX столетий Архаровы. «Александр приехал ко мне вчера, в среду, из Царского; весел, как медный грош, забавлял меня остротами, уморительно передразнивал Архарову, Ноденов, причем не забыл представить и «дражайшего» [С.Л. Пушкина], — из письма Ольги Сергеевны Павлищевой, сестры поэта, мужу от 10 сентября 1831 г.