Каменный век, иначе эпоха палеолита, слишком широк в своих границах: от 80-го до 13-го тысячелетия до н.э. Покрывавший Подмосковье ледяной покров время от времени, словно нехотя, отступал на север, а за ним туда же, на необжитые места, тянулся растительный и животный мир. Тепла хватало ровно настолько, чтобы образовалась тундра. Пологие возвышенности среди множества речек, озер и болот покрывала низкорослая зелень, среди нее брусника, багульник, копытень, по-прежнему привычные для Подмосковья, по-прежнему входящие в народную аптеку.
Знаменитый голландский путешественник и художник, посетивший Россию на переломе XVII—XVIII столетий, Корнелис де Брюин долгие месяцы провел в особенно полюбившейся ему Москве. Ее заваленные съестной снедью рынки поражали воображение европейца. Де Брюин не мог не заметить, что брусникой заросли все пригороды столицы, что москвичи предпочитают ее всем прохладительным напиткам и непременно используют как жаропонижающее. От чего бы ни поднималась температура, около больного тут же появлялась моченая брусника с сахаром или патокой.
Вечнозеленый пушистый кустарник багульника с кистями белых цветов годился на все случаи жизни от простуды, ревматических болей, астмы до нашествий моли, от которой сухими веточками перекладывалось добро в сундуках.
Стелющемуся по земле, похожему своими листьями на след конского копыта копытню приписывалось также множество лечебных свойств, но главное — способность вылечивать от пьянства. Столовая ложка отвара, влитая в стакан водки, способна вызвать на долгие годы отвращение ко всем видам алкоголя.
И до сих пор эти растения свое дело делают, особенно для тех, кто родился в тех же местах, где выросли эти растения.
Сохранилась от каменного века не одна зелень. Москва окружена множеством озер ледникового происхождения.
На Рогачевском шоссе, у села Озерецкого, это три озера Долгое, Круглое и Нерское, сохранившиеся как части гигантского ледникового водоема. Характерной овальной формы, они словно тонут в сплошных торфяниках, из которых берет свое начало живописная Воря. В 20 километрах от станции Тучково Смоленского направления в таких же топких местах лежит озеро Глубокое. В ледниковый период задерживаемые холмами и впадинами талые воды образовали здесь огромный водоем. Его глубина местами достигает и сейчас без малого 40 метров. Но само водное зеркало постепенно начало заболачиваться и зарастать — слишком хорошей средой для водорослей и растений стали отложившиеся на дне так называемые черные юрские глины. И только птицы, летящие на юг и возвращающиеся по весне на север, по-прежнему опускаются здесь на отдых, да все так же берет свое начало речка Малая Истра.
Озеро Киево, в километре от станции Лобня Савеловского направления, — мир чаек, одна из самых крупных во всей Европе их колоний. До 5 тысяч пар выводят здесь птенцов, умещаясь на площади более 20 гектаров, теснясь на топких берегах и большом плавающем острове из густо переплетенных корневищ водолюбивых растений. И это при том, что глубина озера не превышает 1,5 метра.
Стоит вспомнить и о доледниковом рельефе земли — он сохранился в хорошо знакомой москвичам Теплостанской возвышенности: от Ясенева и Беляева-Богородского до излучины Москвы-реки у Лужников. Конечно, ей далеко до настоящих гор, но все же она достигает 253 метров над уровнем моря и 130 метров над уровнем реки.
А человек скорее всего ступил на московскую землю примерно 23 тысячелетия назад, когда граница материкового льда проходила по Верхней Волге. Находки в Рублеве и Крылатском свидетельствуют, что водились здесь в то время мамонты, первобытные быки, мускусные овцебыки и северные олени. На берегу Сходни, рядом с Братцевом, археологами обнаружена черепная крышка неандертальца.
Само название древнейших людей Европы — неандертальцев происходит от долины реки Неандра, вблизи Дюссельдорфа, где останки их впервые были открыты учеными. Найденный под Москвой неандерталец принадлежит к виду так называемого Разумного человека, по-латыни Homo sapiens, хотя и сохранил многие архаичные черты. Одна из них — сплошной надбровный валик вместо отдельных надбровных дуг.
Пока это единичная находка. Ни мест стоянок, ни орудий, которые могли бы принадлежать этому человеку, не обнаружено. Зато их достаточно много на левом берегу Клязьмы, вблизи города Владимира. Здесь и остатки костров, которые разводились в специально вырытых ямах — своеобразных очагах, и кости употреблявшихся в пищу животных, и раскрашивавшиеся красной краской изделия из тесаного камня и кости.