Выбрать главу

В 1967 г. сооружается Телевизионная башня в Останкино (главный конструктор Н.В. Никитин), обеспечивавшая прямую передачу телепрограмм в радиусе 120 км. Высота башни (с антенной и флагом) — 539 м, что делало ее самым высоким свободно стоящим сооружением в Европе.

Многофункциональный комплекс «Парк-плейс», гостиницы «Софитель-Ирис-Москва», «Президент-отель», «Паркотель-Лагуна»... Дело не в грибоедовских ассоциациях и даже не в том, что в их стенах никогда не окажутся обыкновенные, даже со среднестатистическим достатком москвичи, куда важнее — все заморские изыски создаются на их деньги, точнее — за счет их собственности. Это бюджет мэрии и — городская земля.

Сегодня в Москве можно сооружать и сносить все. Где угодно и как угодно. В советские годы существовала определенная разрешительно-запретительная система. Ее порой волюнтаристски преодолевали, но всегда оставался серьезный шанс, что не смогут преодолеть. Если в дело активно вмешивалась ставшая теперь предметом насмешек «общественность». Положим, не смогли студенческие пикеты противостоять воле первого секретаря обкома партии в Свердловске-Оренбурге и сберечь дом Ипатьева, где погибла царская семья. Но остался стоять в Москве, по существу на Пушкинской площади, красавец дом Сытина, к которому когда-то вплотную уже подступили бульдозеры.

Иные социальные условия? Наконец-то обретенный капитализм? Только в том-то и дело, что в той же Москве, как и в любом городе России, в дореволюционные годы разрешительно-запретительная система существовала и действовала еще более безотказно и жестко.

Каждый город подвергается реконструкции на протяжении всей своей истории. Каждый. Тем более столичный. При этом по мере развития цивилизации возрастает организующая роль государства, при любом социальном устройстве защищающая, в конечном счете, интересы общественные, интересы горожан и национальной культуры. Как-то никому не хочется вспоминать, что в дореволюционной Москве на собственном участке земли, в собственном доме домовладелец не имел права приделать над входной дверью железный козырек, заменить внутреннюю лестницу или провести паровое отопление. На все требовалось разрешение архитектора данного района города.

И было несколько обстоятельств, обеспечивавших неподкупную объективность «разрешителей». Это мнение коллег и общественное мнение. Наконец, существовало понятие, выпавшее из обиходного словаря наших дней, — порядочность.

Разгулу предводительских фанаберий противостояла и цена земли. Спрямление любого уличного угла, проведение красной линии было связано с выкупом земли у владельца, который незамедлительно взвинчивал цену. Положить этому предел не могли никакие административные меры — только общественное мнение.

В истории Москвы остался эпизод с «Хомяковской рощей» — участком между задним фасадом Большого театра и Кузнецким мостом, принадлежавшим сыну известного славянофила А.С. Хомякова. Необходимость расширения проезда Кузнецкого моста побудила Городскую думу обратиться к Хомякову-младшему с просьбой о продаже земли городу. Назначенная цена оказалась запредельной. Торговаться хозяин не стал и в доказательство своих прав высадил на участке некое подобие сквера, тут же прозванное москвичами «Хомяковской рощей». Всеобщие издевки вынудили Хомякова-младшего уступить свое владение, да еще по самой низкой цене.

Новая глава в истории Москвы началась со сплошного переименования улиц. И планов реконструкции. «Новая Москва» Щусева и Жолтовского еще думала о сохранении исторической застройки. Спустя несколько лет знаменитый Корбюзье напишет в Москву: «Во время трех моих посещений Москвы я попытался понять ваше устройство и сочувственно судить о нем... То, что я почувствовал в советском явлении, — это вот что: только русская художественная душа допустила чудо устремления к огромной общей мечте... Воля и разум могут разрушать, но могучий инстинкт, любовь к чему-нибудь могут возвести людей и народы к наивысшей участи».

Принцип возникающего на рубеже 20—З0-х гг. Генплана Москвы опять-таки сохранял «щадящий» режим в отношении исторической застройки, сосредоточивая внимание на создании вокруг столицы городов-спутников. В 1934 г. был объявлен открытый конкурс на создание Генплана реконструкции и развития столицы. В нем приняло участие 160 архитекторов, в том числе немало зарубежных. В окончательном выборе, который был осуществлен, сыграло свою роль и влияние Корбюзье (транспорт — бог города!), и позиция ряда градостроителей, произведших произвольную и субъективную переоценку художественных и исторических ценностей в городской архитектуре. И.Э. Грабарь был не одинок в отрицании значения всех памятников XVII в. (по принципу простой временной принадлежности), как и в замысле организации продажи русских икон и произведений живописи за рубежом. В июле 1935 г. Генплан был утвержден.