Крепостному праву в XVII в. еще далеко до жесточайшей его безысходности в последующих столетиях: умирал владелец крепостного, и тот оказывался на свободе. Да и формы его отличались разнообразием — от полного рабства до относительной свободы. Существовала категория холопов, называвшихся деловыми людьми. Предоставленные личной инициативе, они занимались ремеслами, заводили целые мастерские, торговали, сколачивали немалые деньги, даже имели собственных холопов. Далеко не все крепостники на это шли, а, предоставляя самостоятельность, норовили взыскать за нее подороже. Пожарский во многом был исключением, и каким же редким. Он охотно «распускал» холопов, да и требовал с них немногого, удовлетворяясь главным образом тем, что в случае военной необходимости его «люди» выступали в полном вооружении вместе с ним. Потому так много было в Москве ремесленников из «деловых людей» Пожарского. Им не пожалел он уступить и собственный двор.
Но все-таки, почему остался недостроенным княжеский двор на Сретенке? Не мог же Пожарский потерять все связи со столицей настолько, чтобы перестать нуждаться в московском жилье? Да и куда исчезла та огородная земля у Мясницких ворот, которую так торжественно передал ему царский указ, — в переписи 1638 г. она вообще не упоминалась. На ней успели вырасти дворы других владельцев. Сами собой такие перемены произойти не могли. Должны были существовать определенные причины, только где они крылись?
Документы, разные, подчас случайные, будто мимоходом роняли все новые и новые подробности. Не оправившийся от полученных у Острожца на Сретенке ран, Пожарский был избран руководить новым, теперь уже нижегородским ополчением. В этом выборе, сделанном осторожными и предусмотрительными нижегородцами, сказалась память и о московских сражениях князя, и о всем его опыте полководца.
Пожарскому было немногим более тридцати, и посторонним наблюдателем раздиравшей страну смуты он не оставался ни одного дня. В октябре 1608 г. он разбил со своими частями осаждавших Коломну сторонников королевича Владислава. Годом позже, уже как воевода Зарайска, отбил от своего города казаков, выступавших на стороне только что объявившегося, второго по счету, Самозванца. Ему удалось освободить от казаков и Пронск, где формировалось рязанское ополчение, с частями которого Пожарский оказался в Москве в марте 1611 г.
Но документы рисовали не просто удачливого и отважного военачальника — да одно это и не убедило бы нижегородцев. Оказывается, как никто в те годы, думал он о тылах, умел организовать снабжение, стараясь приблизить свои случайно набранные отряды к регулярной армии, обладал талантом стратегически точно угадывать будущий ход каждой операции и даже использовал неведомо какими путями оказавшихся на Руси военных специалистов — англичан. Месяц от месяца росло умение полководца, а вместе с ним и его популярность.
Нижегородское ополчение освободило Москву. Пришла победа, за ней выборы нового царя, и вот тогда-то — невероятно, но факты не оставляли места для сомнений! — и началось затянувшееся на века старательно скрытое от глаз непосвященных дело Пожарского.
Инокиня Марфа Романовна. Рисунок XIX в.
Кандидатов на престол, как всегда, было с избытком, — обладающих родственными связями, богатством, способностью к интригам и притом одинаково лишенных государственных заслуг и популярности в народе. Пожарского не было в числе претендентов на скипетр, во всяком случае формально, зато по существу... Не случайно кое-кто из современников, хоть и не слишком охотно, проговаривается, что, если бы князь обладал ловкостью и дипломатическими способностями Бориса Годунова, его кандидатура в цари могла стать вполне реальной. Был же избран Годунов на престол в конце концов вопреки воле бояр, при поддержке московских посадов. Не случайно находятся среди современников и такие, которые готовы обвинить Пожарского в тайной мечте о престоле, хотя никаких прямых доказательств тому и не было. Но главное — за его плечами маячит тень поднятого со всей русской земли ополчения, тень народа. Опасность для боярства была слишком очевидной.