Ни Романовы, ни родовитое боярство не поняли, что Пожарскому не нужна была их власть. Он не искал ее и не стремился к ней. Он просто делал то, что считал своим долгом человеческим, военным. Глухие города Нижнего Поволжья, Сибирь, Тверь, Клин, Калуга, печально знаменитая Коломенская дорога, откуда не переставала ждать нашествия татар Москва, Переславль-Залесский — всюду свои трудности, необходимость в опыте и таланте военачальника. И Пожарский имел полное основание сказать со спокойным достоинством Михаилу Романову и его отцу: «И где я на ваших службах ни бывал, тут яз (я) у вас, государей, не потерпливал (не плошал), везде вам, государям, прибыль учинял». Но на стороне полководца симпатия народа, и это делало его таким опасным для правящих кругов.
Пока жив был Пожарский, надо было бороться с его славой, стараться ее стереть, а позже... Впрочем, о том, когда Пожарского не стало, исследователи могут судить только на основании Дворцовых разрядов — документов, где отмечались события придворной жизни. Перестало встречаться там имя, значит, человека уже нет в живых. Утверждение официальных историков XIX в., будто умер князь в Москве, в своем доме и на погребении его присутствовал сам Михаил Федорович, не имеет никаких доказательств. Это легенда, скрывающая горькую правду.
Скорее всего, находился Пожарский в Переславле — на очередной службе. Московский дом так и оставался недостроенным — с переписями не поспоришь. А что касается «царских выходов», то они слишком тщательно и подробно фиксировались. Нет, царь Михаил Романов не простился с полководцем. Зависимость от руководителя народного ополчения, опасность, которая таилась в его авторитете, — как же сама мысль о них была тяжела Романовым и как она не оставляла царей все три века правления их династии. А памятник на Красной площади — он был задуман в начале XIX столетия не венценосцами, но «Вольным обществом любителей словесности, наук и художеств», тем самым, которое стало известным своей приверженностью радищевским идеям. Радищевские идеи преданности народу — не царской власти! — продиктовали и выбор образов Минина и Пожарского. Сам князь виделся полководцем народного, в полном смысле слова, ополчения. «Природа могла, кажется, вдохнуть патриотическую силу в Пожарского, — писал журнал «Вольного общества» в 1806 г., — однако избранный ею сосуд был... так сказать, русский плебей (простолюдин)».
М. Скотти. Минин и Пожарский
Страсти, разгоревшиеся при жизни Пожарского, продолжали кипеть и после его смерти. Ну а правда истории? Она все равно заявила о себе. Сказали о ней свое слово обыкновенные свидетельства повседневной жизни Москвы, государства. Сквозь «чертеж земли Московской» яснее и человечнее проступал образ великого москвича.
ПО ТВЕРСКОЙ — В КРЕМЛЬ
Женщину поднимали на дыбу. Раз. Другой. Снова и снова. Треск костей. Запах крови. Боль. Господи, какая боль... От нее не требовали повиниться или в чем-то признаться. Палачи знали: бесполезно. Пусть лишь сложит пальцы для крестного знамения, как велит царь. Три вместо двух. Веками жили с двуперстием. Теперь по исправленным от ошибок переписчиков церковным книгам, по рассуждениям князей церкви, все должно было сразу измениться. Ради утверждения полноты царской власти: все, как один, все, как приказано.
Женщина не знала толком богословских разночтений. Она думала о другом — о совести. Делать то, во что веришь. Не уступать насилию. Так чувствовали на Руси многие. Решились заявить некоторые. Очень немногие. Она среди первых и самых ярых. Боярыня из самых знатных в государстве. Свойственница царицы. Своя в царских теремах. Шел 1671 г. Боярыня Федосья Морозова — царь Алексей Михайлович...
Особых заслуг за немолодым Глебом Ивановичем Морозовым, взявшим за себя вторым браком 17-летнюю красавицу Федосью Соковнину, не числилось, но боярином, как и оба его брата Михаил и Борис, он был. С незапамятных времен владели Морозовы двором в Кремле, рядом с Благовещенским собором. Предок их Григорий Васильевич получил боярство в последние годы правления Ивана Грозного. До Смутного времени владел двором Василий Петрович Морозов, человек прямой и честный, ставший под знамена Пожарского доверенным его помощником и соратником, не таивший своего голоса в Боярской думе, куда вошел при первом из Романовых. В Кремле же родились его внуки, Глеб и Борис. Борису доверил царь Михаил Федорович быть воспитателем будущего царя Алексея Михайловича. Здесь уже нужна была не столько прямота, сколько талант царедворца; и нынешнему царю угодить, и будущего, не дай Бог, не обидеть.