Сразу после поставления в патриархи Иоаким собирает в 1675 г. в Москве собор, решением которого у епархиальных архиереев появляются судьи из лиц духовных вместо мирских, как то было раньше. Иоаким настаивает, чтобы мирские судьи не имели права судить лиц духовных, а боярские дети посылались из архиерейских приказов только «на непослушников и непокорников». Спустя одиннадцать лет ему удастся окончательно завершить свое стремление царской грамотой о неподсудности лиц духовного сана гражданским властям. Царевна Софья поддалась на уговоры патриарха.
Но у Иоакима есть и еще одна, уже совершенно противоположная никоновской цель: борьба с роскошью. На том же соборе рассматривается так называемый чиновник архиерейского служения и издаются строжайшие законы по поводу малейшего проявления роскоши в быту и одежде высокого духовенства.
Достаточно посмотреть на денежные отчеты Патриаршьего приказа: никаких трат на одежду Иоакима, никаких дорогих тканей. Это Филарет и Никон «строили» себе одну за другой рясы, шубы, шапки. Иоаким, судя по документам, обходится тем, что было в патриаршьих кладовых. Патриархам не полагалось спать на кровати, ее заменяла широкая лавка у келейной стены. Но если его предшественники все время требовали новых одеял, крытых самыми дорогими мехами и тканями, Иоаким довольствуется купленным в Ветошном ряду бумажным тюфяком, покрытым наволокою из черного киндяка. Он не отказывается от клавшегося поверх тюфяка пуховика, но ему достаточно простыни на него, сшитой из 12 аршин холста.
У патриарха существовала извечная статья дохода — подношения приходивших за благословением по различным поводам лиц. За один только декабрь 1675 г. восьмого числа кланяется Иоакиму именинным пирогом голова московских стрельцов Богдан Пыжов, тот самый, чье имя долго хранил переулок на Большой Ордынке и сохранившаяся там же церковь Николы в Пыжах. Двадцать пятого от государыни царицы Натальи Кирилловны и царевен является думный дворянин Авраам Никитич Лопухин с «перепечами», двумя днями позже стряпчий боярина Якова Никитича Одоевского приносит полотно.
Февраль 1676 г. оказывается еще более урожайным, к тому же вся придворная жизнь находит свое отражение в приходах за благословением вновь назначенных государственных деятелей. Тут и боярин князь Юрий Алексеевич Долгоруков, назначенный «сидеть» в Стрелецком приказе, и направляющийся воеводой в Сибирь боярин Петр Васильевич Шереметев, и пожалованный в Казань воеводой боярин Иван Богданович Милославский, и «приходившие на отпуске» донские казаки — атаман, есаул и сорок рядовых, причем каждый получал от патриарха образ, что само по себе обходилось недешево.
Особенность кира-Иоакима — его редкая хозяйственность. Вскоре после занятия Патриаршьего стола он начинает заботиться о патриаршьих владениях на Пресне. Издревле эта московская река была запружена для нужд царского и Патриаршьего обихода. Иоаким решает строить здесь новый пруд и сам доглядывает за работами в течение весны, лета и осени. Единственная роскошь, которую он себе позволяет, — это устройство в Кремле Патриаршьего «висячего», по образцу царских теремов, сада.
После первого же проведенного в Кремле, на Патриаршьем дворе, лета Иоаким замечает, как мало там в жаркие дни прохлады. Никто из его предшественников специально садом не занимался, Иоаким не только решает устроить необыкновенный сад, но и сам придумывает технологию его сооружения. Уже в феврале 1675 г. он приказывает строить «на палатах Каменный приказ с сенями и крыльцом», а над ними, около своих деревянных келий, садовое место, огороженное каменной стеной. Расчетливый хозяин, Иоаким не может себе позволить таких затрат, которые шли на сооружение теремных висячих садов, когда кровля покрывалась свинцовыми спаянными между собой досками. Вместо них он придумывает сделать бревенчатый пол, иначе мост, с бревенчатыми толстыми желобами для спуска воды, причем все употребленные для пола бревна должны были быть «выжелоблены». Мост предстояло сплотить, положить на кровельные переклады, все желоба тщательно просмолить. Между бревен следовало выконопатить все щели просмоленной посконью — тканью. Мост перекрывался поперек тесом, а по тесу берестой. На образовавшийся помост насыпалась садовая земля, в которую и производились садовые посадки. Как выглядел такой сад, судить трудно. Но, например, в 1679 г. садовник, судя по документам, посадил здесь 65 кустов гвоздик, салат, много гороху и бобов.