Круг кандидатов в «Нептуны» заметно сужался, но не одно это поддерживало надежду. Среди остававшихся «бояр висячих» несколько имен принадлежало так называемым шутам Петра. Среди них как-то легче казалось найти таинственного старика. К тому же шуты петровских лет — это совсем не так просто.
Шутка, злая издевка, острое слово — как же ценили их Петр и его единомышленники, какую видели в них воспитательную силу. Под видом развлечения любая идея легче и быстрее доходила до человека, а ведь имелась в виду самая широкая аудитория, выходившая далеко за рамки придворного круга. Сколько шуму наделала в Москве знаменитая свадьба шута Шанского, разыгравшаяся на глазах целого города с участием именитого боярства, на улицах и в специально приготовленных помещениях. «В том же году, — вспоминает с характерной для тех лет краткостью один из современников, — женился шут Иван Пименов сын Шанский на сестре князя Юрья Федоровича сына Шаховского; в поезду были бояре, и окольничие, и думные, и стольники, и дьяки в мантиях, в ферезях, в горлатных шапках, также и боярыни». Трудно придумать лучший повод для пародии на феодальные обычаи и вместе с тем возможность унизить ненавистную Петру боярскую спесь.
Чтобы сохранить память об удавшихся торжествах, Петр заказывает голландскому граверу Схонебеку гравюры, в которых свадьба должна быть запечатлена в мельчайших подробностях. Шанского никак не назовешь шутом в нашем нынешнем понимании этого слова. Представитель одной из старейших дворянских фамилий, он в числе так называемых волонтеров в 1697— 1698 гг. вместе с Петром ездил учиться на Запад, был по-настоящему образован, очень остроумен и хорошо понимал замыслы царя. Тем не менее живописный потрет Шанского не числился среди имущества Преображенского дворца. Петр, по-видимому, не счел его лицом достаточно важным и интересным для подобного представительства. Зато в ассамблейной зале висела «персона иноземца Выменки», состоявшего на должности шута в придворном штате.
Однако «принц Вимене», как называли его современники по любимому присловью — искаженному акцентом выражению «вы меня», фигура и вовсе необычная. Настоящее его имя остается загадкой, но именно он становится одним из основоположников русской политической сатиры. Сохранилась любопытная переписка «Выменки» с Петром, дошла до нас и составленная им сатирическая «грамотка» к польскому королю Августу II Саксонскому в связи с далеко идущими военными планами последнего. Темой шуток «принца Вимене» была только внешняя политика России, предметом сатиры — ее внешние враги. Обличье «Нептуна» никак ему не подходило.
А вот какая роль принадлежала двум другим шутам — Андрею Бесящему и Якову Тургеневу?
Еще в прошлом веке было высказано предположение, что под именем Андрея Бесящего скрывается Андрей Матвеевич Апраксин. Был Андрей Апраксин одним из приближенных бояр брата Петра, Иоанна Алексеевича, но состоял в дальнем родстве и с самим Петром. Сестра Апраксина, Марфа Матвеевна, была женой другого брата царя — рано умершего Федора Алексеевича. Но вот что побудило Петра поместить в ассамблейной зале портрет человека, достаточно далекого от его деятельности?
В отличие от двух своих братьев, ближайших соратников Петра, Андрей Апраксин сначала не разделял преобразовательных идей Петра. Попросту они его не занимали, а боярская привычка тешить свой норов постоянно приводила к столкновениям с царем. Вольный дух старого боярства искоренялся Петром жестоко и неуклонно.
Среди «молодецких» выходок Андрея Апраксина одна отличалась особенной бессмысленностью. В 1696 г. под Филями он со своими людьми «смертно прибил» стольника Желябужского с сыном, а при допросе отрекся от своего поступка. Взбешенный Петр приговорил его к исключительно высокому денежному штрафу и битью при всем честном народе кнутом. От кнута Апраксина спасли только неотступные просьбы сестры, царицы Марфы, которая на коленях вымолила у Петра прощение. Битье кнутом заменили прозвищем Бесящий, которое оказалось увековеченным и на специально написанном портрете как предостережение и напоминание всей остальной боярской вольнице. В такой же роли одержимого Апраксин вынужден был принимать участие во всех «действах» Всешутейшего собора: Петр постоянно выставлял его на осмеяние. Чести быть Нептуном ему бы никто не предоставил.
Неизвестный художник. Портрет А. Бесящего (Андрея Матвеевича Апраксина). Кон. XVII — нач. XVIII вв.
По сравнению с другими Преображенскими портретами портрет Якова Тургенева, прямого предка замечательного нашего писателя, оказался в наилучшем положении. Император Павел I забрал его в Гатчину — он собирал все связанное с Петром I. Затем портрет перешел в Русский музей и теперь открывает залы нового русского искусства.