– Отдай, а то обижусь.
– Если бы ты знала, сколько женщин обижены на меня.
Подскочив еще раз, Лариса выхватила сумку и стала собирать вещи.
– Это моя ручка или твоя?
– Моя ручка. И мой карандаш. Ларис, не уходи вот так, прошу. Хочу работать с тобой, пить кофе из одного стакана…
– Кофе пьют из чашки. Не будем пить из одного стакана не воду мы…
– Не поцелуемся мы утром рано.
– Вот именно – не поцелуемся. Не поругаемся мы утром рано! Букетик хотя бы мой?
– Давай поругаемся. Ты истеричка, Ларис, менталитет у тебя подростковый.
Инфантильный менталитет.
– Сам дурак, – грустно сказала она. – Менталитет ему мой не нравится! Может, в сто раз получше твоего.
– Мне будет плоховато без тебя.
– Мне тоже.
– И поцеловать, пока еще утро?
– Обойдешься.
«Я была с ним груба, он этого не заслужил. Столько лет работали вместе, здорово, когда можно разговаривать, ходить пить кофе, обедать и работать. Романа не было, было состояние предвлюбленности, которое лучше, чем роман, поскольку может и не заканчиваться. Оно не способно никого обидеть, хотя в любой момент может начать развиваться, от единого прикосновения. Было все здорово, и теперь закончилось, – оттого, что я плохо говорю по-эстонски. У меня затвердели хрящи, он прав. Мне трудно меняться, и вот я сбежала, обидев единственного друга. Напоследок даже не заняла у Витала денег, а ведь собиралась».
Лариса смотрела в сторону работающего телевизора, переключала программы и жевала хлеб, запивая его пивом. Собака сидела рядом, следила за каждым её движением. Повинуясь гипнотическому импульсу, Лариса протягивала пекинесу шарики из хлеба. Мякиш прилипал к редким зубам пекинеса, он наклонял голову, стараясь жевать тщательно, показывая, что для него хлеб – тоже пища. Пива Ларисе не хотелось, а хотелось, чтобы зазвонил телефон. Виллик звонко тявкнул, напугав хозяйку, – просил еще. Можно позвонить Виталу, сказать что-нибудь ласковое, возможно, он даже обрадуется ее звонку. Но гораздо лучше, если Витал позвонит сам. Лариса отвернулась от телевизора, чтобы вымыть стакан, услышала текст рекламы: «Препарат эффективно устранит заболевания мочеполовой системы у женщин пожилого и среднего возраста». И она разревелась.
Тут же зазвонил телефон, это была Ольга.
– Я подумала насчет нашего дела.
– Какое еще дело, – шмыгнула носом Лариса.
– План с запиской, забыла что ли?
– Оля, мне не до чего, долг за квартиру. Дети шатаются неизвестно где, муж тоже.
– Проблемы надо решать по порядку. У меня есть заначка, могу одолжить на полгода. На подольше не смогу – хотела в Норвегию, знаешь, там фьорды… Безработные живут как депутаты нашего парламента! Когда придумаешь с работой, будешь отдавать по частям. Теперь главное, твой муж. Лариса! Просмотрела я том Ахматовой, и с трудом, но нашла подходящие слова. Перепишу красивым почерком, надушу, и мы подбросим. У меня есть японские духи, у Мартина как с обонянием?
Лариса всхлипнула:
– Откуда я знаю… у нас все поменялось: осязание, обоняние, зрение тоже сильно просело.
– Проверим зрение и все остальное. Подбросим записку и проследим за реакцией. Мне хочется посмотреть, как он возродится! Не возражаешь, если я подъеду с запиской, когда Мартин будет дома?
– Оль, мой муж депрессивный, слегка, но не идиот. Ты приедешь, мы подбросим ему в коридоре записку, и будет считаться, что это послание от незнакомки?
– Значит, не получится … – Ольга загрустила, – Лариса! Можно положить записку на переднее сиденье машины и убежать. Еще лучше будет, он подумает, что какая-то женщина его страстно преследует. Неотступно… точно говорю, они это очень любят.
– Решит, что послание от дорожной полиции, штрафная квитанция. И все равно машину продали.
– Я перезвоню, – заключила Ольга.
Вернулся Мартин – тихо произнес слова приветствия в коридоре. Лариса вышла к нему, хотела попросить прощения за разбитую модель яхты. Взгляд мужа казался неживым, костюм был мокрым и местами грязным – похоже, Мартин перестал быть аккуратным как прежде, – вообще как узнать, каким он стал, ее муж?
– Ты откуда?
– Ходил.
Он не виноват, что не может ни на что решиться; злиться на него все равно что обижать собаку, – растроганно решила Лариса, наблюдая за бурной встречей мужа с пекинесом. Стоя посреди холла, Мартин медленно поворачивался и слегка наклонялся, как великан над любимым братом, которого фея превратила в мелкую собачонку. Пекинес прыгал и падал на бок, звучно ударяясь головой, коротко взвизгивал от боли, вскакивал и снова прыгал, счастливо поскуливал и чихал, брызгаясь во все стороны. Почему они друг с другом нежнее, чем со мной?