— Стасик, можно? — мать стучалась в дверь лаборатории, голос звучал заискивающе.
— Работаю. — Когда мать заходила в студию, он чувствовал себя незащищенным.
— Пообедаем вместе, втроем. Я сварила борщ.
— Кто-то пришел?
— Ядранка. Мы ждем тебя обедать.
— Знаешь, что я отмочила? — спросила Варвара задорно, когда Стас пришел на ее кухню.
— Отмочила? Не знаю. Привет, Ядранка.
Девушка улыбалась сидя на угловом диванчике, выглядела необычно, волосы посветлели, обрамляли лицо прямыми прядями.
— Я потеряла деньги! — Варвара смеялась, а глаза были беспокойными.
— Где потеряла?
— Если бы знала где, то не потеряла бы, а нашла. Триста долларов, представляешь?
— Хорошо представляю триста долларов…
— Должна была отдать — но по дороге, пока мы с Иваном ехали, выронила или что. Я бы решила, что совсем не брала, но записываю расходы в книжку. Придется голову лечить.
— У моей майки, — вставила Ядранка, — тоже голова была больна, потом полако лечилась.
— Лако-полако! — умилилась Варвара сербскому словечку. — Вина выпьем?
— А твоей голове это как? — поинтересовался Стас.
— Моей голове то что нужно.
Выпили черногорского сухого вина, закусили сыром и привезенными из Будвы маринованными оливками, съели по тарелке борща.
— Дивно, — восхитилась Ядранка и сумев выразить восторг лицом, руками, бровями, — тако не можу, само чорбу радим, — светилась девушка.
— Я научу, — пообещала Варвара. — Главное, надо задействовать девятнадцать ингредиентов… это особое число в кулинарии, одиннадцать из них твердые и восемь быстро разваривающиеся.
— Како? Шта девятнадцать?
Стас удивился: впервые при нем мать предлагала научить варить борщ. Ни его бывшая жена, ни тем более кухарка не удостаивались такой чести. Варвара над борщом колдовала серьезно, соблюдала собственные правила; повторить эту партитуру, по глубокому убеждению Стаса, не сумеет никто.
— Проводишь Яцу? — спросила Варвара после завершения обеда.
Стасу хотелось вернуться к лицезрению облаков; одна серия снимков, как ему показалось, складывалась в орнамент, в короткую линию знаков. Но Ядранка так доверчиво смотрела — и действительно было уже поздно.
— Зайду в мастерскую минут на десять — и провожу, — пообещал Стас. Он отозвал мать в коридор:
— Дать тебе денег, ма?
— У меня есть, только противно быть склеротичкой. Хотела купить два билета в Черногорию, для себя и Нинки, значит, пока не судьба.
— Сейчас там жарко, но если надо — возьми.
— Яца! Стасик тебя проводит, — сказала Варвара сладким голосом.
Интересно, Ядранка действительно тихоня или прикидывается? Забавная ситуация, — рассуждал Стас, ненадолго вернувшись к работе, — мать пригласила девушку, можно сказать, из далекой европейской деревни. Девушка кровь с молоком, по-русски изъясняется не очень, и мать, похоже, надеется, что я должен увлечься. Смешная… кажется, акцент Ядранки делает ее более привлекательной в моих глазах. Ну, молодость, ну характер хороший, наверное. Сегодня сходила в салон и заметно преобразилась. Это означает, что я ей нравлюсь, или что ей нравится — жить в Москве? Общаться с моей матерью? Стас убедился, что думает о постореннем и на небесных снимках ничего не видит. Он аккуратно убрал негативы и отпечатанные снимки. НЕБО он фотографировал по старинке, на пленку.
— Ядранка, Стасик может тебе рассказать о Москве, — напутствовала Варвара. — Идите через Патриаршие на бульвары, посидите в кафе. Если загуляетесь допоздна — Яца переночует в гостевой.
Во время прогулки на каждую его реплику Ядранка произносила «исто». Стасу это скоро надоело.
— Выпьем кофе? — предложил Стас. — Или по бокалу вина?
— Вина.
В кафе на Бронной, расслабленно устроившись в глубоком кресле, Ядранка заулыбалась.
— Ты во время войны жила в Черногории? — спросил Стас.
— Зачем? В Белграде жили.
— С родителями?
— Да, так, — ответила Ядранка, подумав.
— А страшно было, когда бомбили Белград?
— Нет, — Ядранка смотрела ему прямо в глаза, и Стас заметил, что зрачки ее расширены. — Мы само тако — рУчили, когда бомбили, шАтались! Ништа. Потом ушли оттуда.