Вот и вся речь.
На миг грохнули аплодисменты, но тотчас оборвались. Все почувствовали, что теперь это не нужно, атмосфера и без того накалена, а решать надо с холодной головой.
Так же коротко и почти в тех же выражениях говорили представители огромного большинства заводов и фабрик. На всех рабочих митингах и собраниях резолюции об объявлении стачки и восстания принимались единодушно.
Представитель самой большой московской типографии Сытина сообщил о решении общего собрания рабочих и прочитал их письмо солдатам Таврического полка с призывом присоединиться к восстанию. Последние строки этого послания прозвучали как-то особенно трогательно и вдохновляюще: «Остаемся всегда готовые за свободу положить жизнь свою».
Выступления рабочих делегатов показали, что московский пролетариат готов к бою, что терпение народа иссякло и теперь уже нет такой силы, которая могла бы остановить движение, предотвратить взрыв.
— Хватит разговаривать, товарищи! — воскликнул последний из делегатов. — Пора действовать!
Гул одобрения прокатился по залу:
— Хватит!..
Тогда председатель предоставил слово военному организатору комитета товарищу Андрею (Васильеву).
Собрание насторожилось. Все понимали, что без активной поддержки армии восстание обречено на поражение, что единоборство пистолетов с пушками и пулеметами не может привести к победе.
Товарищ Андрей подробно рассказал о последних событиях в московском гарнизоне и о настроениях среди солдат. В ноябре волнения охватили почти все воинские части, расположенные в Москве. Начались колебания даже среди казачества — самой верной опоры самодержавия. Можно надеяться, что армия поддержит восстание и, во всяком случае, солдаты не станут стрелять в своих братьев рабочих.
26 ноября происходили волнения в саперных батальонах и в третьем батальоне Троице-Сергиевского полка. Вопреки воинской дисциплине, солдаты провели ряд собраний и предъявили требования начальству: немедленно освободить солдата, арестованного за политическую агитацию, отпустить по домам запасных, выдать каждому по пятьдесят рублей и комплект обмундирования.
На следующий день поднялся Ростовский полк. Солдаты прогнали своих офицеров, захватили пулеметы и винтовки, избрали солдатский комитет. А когда явился к ним сам командующий дивизией, солдаты отказались с ним разговаривать и не пустили его в казармы. Это был настоящий революционный акт, за которым могло последовать и солдатское восстание. Вслед за Ростовским начались волнения в Самгинском, Астраханском, Перновском и Екатеринославском полках.
— В эти критические дни, — говорил Андрей, — три четверти войск московского гарнизона могли бы с оружием в руках примкнуть к народу, если бы Совет рабочих депутатов объявил стачку и восстание дней пять-шесть тому назад, а теперь… — докладчик запнулся и развел руками.
По собранию как бы пробежал холодный ветер; все двинулись вперед и застыли в ожидании… Я невольно сдавил пальцами плечо сидевшего передо мною товарища, а он даже не почувствовал этого, не оглянулся — так был сам поражен словами Андрея.
— Мы пробовали использовать момент, — продолжал докладчик, — и в три дня организовали Совет солдатских депутатов, который мог бы возглавить восстание в гарнизоне, и все-таки опоздали: третьего декабря, когда было созвано первое заседание солдатского Совета, в большинстве полков волнения были уже подавлены, солдаты обезоружены и заперты в казармах, а четвертого, то есть вчера вечером, сложил оружие и самый революционный — Ростовский полк. Таково положение сегодня…
Я был потрясен и разочарован. Мне показалось, будто поколебались и делегаты с мест, которые так страстно требовали скорейшего объявления стачки и восстания.
В заключение Андрей еще раз подтвердил, что настроение солдат боевое и что, во всяком случае, стрелять в народ они не будут.
Но тут выступил член комитета товарищ Южин. Напомнив о наступлении реакции по всей России, он сказал, что сейчас перед нами только два пути — или без борьбы смириться и потерять все завоевания революции, или немедленно поднять оружие и ринуться в бой с надеждой победить и свергнуть самодержавие.
— А что думает Центральный Комитет? — неожиданно раздался голос с места.
— Что говорит Ленин? — послышались вопросы с разных сторон из зала.
— Скажите, как советует Ленин!
На вопросы отвечал незнакомый мне товарищ из президиума. Кажется, это был представитель ЦК товарищ Любич (Саммер).
— Владимир Ильич не раз уже писал и говорил, что в царской России только силой оружия можно свергнуть самодержавие, что только революционная диктатура пролетариата и беднейшего крестьянства расчистит путь к свободе, к социализму. Я думаю, что настал момент, когда надо браться за оружие, — или восстание вспыхнет стихийно и окажется без руководства партии…